Родство или идентичность? Дискуссии на эту тему, получившие распространение в 1990-е годы в ответ на тезис Харауэй, важны и сегодня, поскольку они задают общую критику возможных рисков, которые может повлечь некритическое усвоение эссенциалистских посылок, известных по политике идентичности. Харауэй говорила об этом так: «Недавняя история американских левых и американского феминизма стала ответом на кризис бесконечного расщепления и поиска нового базового единства. Но также все больше признавался другой ответ, основанный на коалиции-родстве, а не идентичности» [Haraway, 1989, p. 196–197]. Посылки этой дискуссии скрываются в личных и политических ответвлениях подобной тактики. Проще говоря, с одной стороны, понятие «женщины» является множественным: каждая женщина особенная (поэтому надо говорить о «женщинах»). Следовательно, любое обобщенное высказывание о женщинах не способно признать все различия между ними, а потому может создавать непонимание и фрустрацию. С другой стороны, как говорить, к примеру, о сексизме, если не иметь четкого определения понятия «женщины», ведь именно эта биокультурная конструкция как раз и является причиной, по которой женщины систематически дискриминировались? Решением этой проблемы может стать понятие «стратегического эссенциализма».
Что такое «стратегический эссенциализм»? Теоретик феминизма Гаятри Спивак предложила понятие «стратегического эссенциализма» [Spivak, 1984] в рамках постколониальной теории; согласно этому взгляду, меньшинства могут принять решение использовать эссенциализм стратегически. Например, в этом смысле мы можем говорить о насилии мужчин над женщинами, используя понятия «женщины» и «мужчины», которые, не определяя, разумеется, каждую женщину и каждого мужчину на Земле, применяются в таком случае стратегически, то есть для выражения социальной проблемы, нуждающейся в решении. Спивак говорит об этом так: «Я почувствовала, что должна не столько отказаться от универсальности – то есть не столько определять себя в качестве частного, а не универсального, – сколько понять, что именно может быть полезным в универсализирующем дискурсе, а потом посмотреть, где этот дискурс сталкивается со своими пределами… Я думаю, мы должны сделать опять же стратегический выбор, но выбрать не универсальный дискурс, а эссенциалистский» [Ibid., p. 183]. Многие этот подход критиковали, в том числе и сама Спивак, которая позже дистанцировалась от стратегического эссенциализма, заявив, что «мое понятие стало пропуском для эссенциализма» [Danius et al., 1993, p. 35]. И все же стратегический эссенциализм представляет собой ценный ресурс, когда границы языка и/или социально-политические проекции стали препятствиями, на самом деле сдерживающими обсуждение неотложных вопросов. Вернемся к Вандане Шиве и ее призыву обратиться к «экологическим идентичностям» как «нашим наиболее фундаментальным идентичностям» – призыву, который можно интерпретировать как в стратегических политических, а также в материальных категориях, представляющих человека в качестве экологически ситуативного существа. Этот момент обладает ключевым значением с постгуманистической точки зрения, поскольку в нем важность человеческого благосостояния сочетается с многовидовой справедливостью. Быть постгуманистом – не значит быть против людей (то есть против человека как вида и за вымирание людей)