Слуга вздрогнул и едва не нажал на крючок. В последнюю минуту опомнился и опустил оружие.
– М-милорд? – Паскуале изумленно всмотрелся в стоящего перед ним заросшего бродягу. – Это вы?
– Я!
Герцог шагнул вперед.
– Вы сбежали? – Ужас исказил лицо слуги. – Что теперь будет?
– Ничего. Я обрел свободу, – отмахнулся Честер, – а сейчас хочу обрести прежний вид. Надеюсь, мои вещи в порядке?
– Да, милорд! Думаю, сначала вы бы желали искупаться.
– Твоя способность читать мои мысли изумляет, – усмехнулся герцог, продолжая свой путь к лестнице.
Слуга спешно кинулся следом, причитая, что в доме, кроме него самого, никого нет.
Роберт долго приводил себя в порядок, с остервенением смывая тюремную грязь и вонь. Верный Паскуале тем временем готовил бритвенные принадлежности и то и дело подливал горячую воду в огромную лохань.
Наконец, тщательно выбритый герцог развалился на кровати, наслаждаясь чистотой белья. Слуга все суетился, беспокоясь, что простыни недостаточно прогреты, а балдахин покрыт толстым слоем пыли, но Честер только отмахнулся. После тюремных казематов некогда привычная роскошь казалась волшебством. Роберт с благоговением рассматривал до боли знакомую спальню с развешанными на стенах гобеленами с изображением сцен охоты, тяжелой дубовой мебелью и огромным зеркалом в массивной раме. Поразительно, что все осталось нетронутым. Паскуале сказал, что Вильгельм запретил проводить обыск, лично опечатал дом сводного брата и наказал охранять имущество.
– Он даже выделил для этого гвардейцев, милорд, – сообщил он, подавая хозяину кубок с вином.
– Да? И где же они?
Герцог отщипнул сыра и положил его на хлеб, принесенный слугой вместе с извинениями, что в доме больше ничего нет. При виде такого пиршества желудок заурчал. Честер сглотнул слюну. Как бы ни хотелось набить рот после скудного тюремного рациона, есть стоило медленно.
– Стоят у ограды. – Паскуале поморщился. – Его величество запретил им входить на территорию поместья.
– Вот как?
Честер прищурился. С чего вдруг Вильгельму вести себя так по отношению к сводному брату, которого он никогда не любил? Пытался искупить вину? Или что-то другое? А ведь именно Вильгельму была выгодна смерть отца. Понимая, что мысли снова носятся по кругу, точно белка в колесе, герцог заставил себя подняться. Поразмыслить обо всем он может и позже. Сейчас необходимо решить насущные проблемы.
– Принеси мне одежду, – распорядился он.
Паскуале метнулся к сундукам, стоявшим вдоль стены. Ему потребовалось немало времени, чтобы разыскать требуемый костюм и подать его хозяину.