Дорогой брат Роберт.
Так утомляет газетная шумиха и все связанные с этим хлопоты и неприятности, что я решил развивать свои таланты в другом направлении. С такими небольшими доходами, как у нас, нельзя рассчитывать на надежное будущее, и, возможно, мне придется использовать свое перо как крючок, чтобы прокормиться, поскольку не хочу дать волю своему желанию взяться за веревку, которое в последнее время становится все более ощутимым.
Посему мне очень важно услышать мнение компетентного лица по поводу приложенного здесь введения в небольшое сочинение. Вопрос двойной: 1) правильный ли в нем шведский? 2) можно ли читать это без тошноты?
Если граф фон Русен сейчас в Стокгольме, я не знаю никого, кто лучше подходил бы на эту роль, он в данном вопросе человек весьма образованный. В противном случае, может быть, дядя Альсель или кто-либо из знакомых Веннерстрёма. То, что я так сильно поверил в свои силы, должно быть извинительно, ибо в последнее время я получил наивысшую оценку нескольким своим стихам на английском языке от одного английского ученого мужа и писателя, а поскольку я ему совершенно неизвестен, трудно представить, чтобы ему захотелось мне польстить.
С сердечным приветом,
Твой друг Альфред>68.
Он продолжил работу над романом о трех сестрах – Амалии, Софии и Александре, – за которыми ухлестывает 25-летний молодой человек, Хенрик Освальд. Герои Альфреда вращались в мире, где «ни часу не проходило без тайного рукопожатия, взгляда, вздоха, пропитанного духами любовного письма, внезапного румянца на щеках, повышения температуры в целом…».
Особенно любовно Альфред создавал портрет Александры – недостижимой и прекрасной, которой он дал имя персонажа из своих юношеских стихов. Он полагал, что знает, каковы на вкус ее поцелуи, как будет ощущаться соединение с ней, и пытался подробно описать эти чувства. Текст буквально вибрировал от его желания встретить самостоятельно мыслящую спутницу жизни, которая поняла бы его душу и полюбила ее.
Порой в своем стремлении к идеализации Альфред слегка перегибал палку. Потом он вычеркивал написанное. Так, он пожертвовал несколькими строками, явными отголосками Шопенгауэра: «Александра была наделена поэтической душой; она прочла шедевры литературы и восхищалась ими. Человек тривиальный может лишь цитировать и подражать, в то время как мыслящий оттачивает свой вкус и создает собственную школу».
Дано ли ему когда-либо повстречать такую женщину?
Свой черновик романа он назвал «Сестры». Начал выводить на форзаце «Роман Альф…», но затем зачеркнул и написал: «Роман анонимного автора»