Он поморгал, избавившись от дымки в глазах, когда по асфальту застучали мужские туфли.
– Разве ты не бросил курить, Фрэнк?
Желудок шерифа Дирборна заурчал.
– Не подходи.
Губы мужчины изогнулись в улыбке.
– Ты не переживай. Я никому не скажу. Особенно Триш. – Он подмигнул своим правым глазом. Идеальным правым глазом. Лоснящаяся капля угольно-черного оттенка, плавающая в бесконечном жемчужно-белом море.
«Убирайся!» Но слова не слетели с губ Шерифа. Они зацепились за голод, сжимавший его горло и пересохший рот.
Мужчина жестом указал на зеркальную поверхность очков Дирборна.
– Как жаль, что мне нельзя носить солнцезащитные очки. Эмили всегда говорит, что от слез опухают глаза. – Его смешок показался сухим и натянутым. – Но ты сам знаешь, как это бывает у моей Эм.
– Слезы делают их влажными, – прошептал он. «Тяжелыми, сочными и…» Он стер слюну с уголков губ.
Мужчина наступил на размокший клочок бумаги, который расплющился под носком его блестящего кожаного ботинка.
– В маленьких городках подобная работа всегда сложна. Я знаком с каждым человеком, которого готовлю в последний путь. Если и не дружил с ним, то точно знал кого-то из его родственников. Мужчины наших профессий должны оставаться сильными. Люди полагаются и надеются на нас.
Шериф оттолкнулся от мусорного контейнера и подобрался к человеку с безупречным глазом.
– Могу я быть с тобой честным? Действительно честным?
– Конечно, Фрэнк. – Он часто моргал, глядя, когда смотрел в сторону Дирборна.
– Я слабейший человек из всех, кого ты знаешь. – Он бросился вперед и, схватив мужчину за шею, бросил его на тротуар. Короткие, аккуратно подстриженные пальцы вцепились в лицо Фрэнка Дирборна. Резкий удар зацепил очки Фрэнка, отбросив их на асфальт. Нутро Дирборна трепетало. Теперь он мог видеть все более четко. Видеть, как в идеальных глазах угасает дух борьбы, словно последний снег на траве.
Это могут быть они. Та пара глаз, которая освободит его от проклятия.
Кроваво-красные точки и линии быстро запятнали идеальную белизну глаз. Руки мужчины бездвижно рухнули вниз, а ноги дернулись в последней попытке побега. В конце концов, его челюсть отвисла, зрачки расширились, и мужчина затих.
Дирборн отпустил горло мужчины и слез с него. Рухнул на тротуар рядом с телом и обвел пальцем отвислые веки мертвого мужчины. Наклонившись, он прижался губами к покрытому потом лбу.
– Σας τιμώ.
«Я чествую тебя».
Дирборн погрузил пальцы в глазницы и вытащил жемчужины. Его желудок задрожал, когда первый, теплый и липкий шар коснулся языка. Он уставился в ночное небо и проткнул глазное яблоко своим острым клыком.