Мартон и его друзья (Гидаш) - страница 163
— Угощайтесь, голубушка… Горюй не горюй, не поможешь.
Терез есть не стала. Тетушка Чордаш тоже. Долго молчали. Терез постелила гостье в кухне на полу. Некоторое время слышно было, как тетушка Чордаш шептала: «Ушел мой родимый…» Потом затихла.
Терез задула лампу. «Керосин денег стоит… А Дюри не принесет больше получки в субботу вечером… Жалованье получают только поручики, капитаны и все выше, выше, до самого короля. Даже больше получают, чем до войны… И военное пособие им положено… А Дюри ничего не получит. Еще, чего доброго, калекой вернется… без руки, без ноги… а то и хуже… вовсе не вернется… там и похоронят. А чего ради он пошел? Или хоть этот Чордаш тоже? Кто их обидел? Небось, когда Дюри просил, чтоб жалованье им прибавили, жандарм так и кинулся на него с саблей… А теперь он вовсе не получит жалованья…»
Такие мысли вертелись в голове у Терез.
В доме было тихо. Только изредка слышалось, как дребезжит звонок на кухне у дворника. Дворник, шаркая, плелся к парадному. Открывал дверь. Сперва слышен был нестройный топот четырех башмаков, потом пара башмаков замолкала — дворник возвращался к себе; вторая пара еще шаркала и топала по лестнице, потом по длинной галерее; скрипя, отворялась дверь и тут же опять закрывалась, и в доме и во дворе снова воцарялась тишина.
Терез задремала, склонив голову на клеенку кухонного стола. Ей приснился сон. Муж, молодой, какой в женихах был, стоит у нее за спиной; Терез не видит его, но чувствует, что это он, Дюри; он гладит шею Терез; жар пробегает по ней. Она вздрагивает.
— Ложитесь, голубушка, ложитесь, родная!
Терез видит, словно сквозь туман, босую женщину в одной рубахе. За спиной у нее стоит тетушка Чордаш.
Часть третья
ЗЛЫЕ ВЕТРЫ ДУЮТ, МАТУШКА РОДНАЯ…
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
из которой мы узнаем, что и композитору иной раз немало приходится шагать ради музыки и что симфония бывает подчас длиннее километра
Шикарные дома начались сразу, как только Мартон свернул на улицу Хорански. Он исподлобья поглядывал на них, посвистывал, напевал что-то и, склонив голову набок, отбивал пальцами ритм на стенах домов. На улице Хорански прохожие встречались редко, да и детишки не бегали — стояла тишина. Только изредка попадались навстречу Мартону нарядные дамы в шляпках — они возвращались домой с покупками. За ними шли служанки, прижимая к груди огромные кочаны капусты, и тащили пестрые, раздувшиеся, как воздушные шары, кошелки. Из кошелок выглядывали красные и синие сливы, пушистые персики.
Мартон проходил мимо окон домов, и, хотя они были прозрачные и чистые, все-таки в это солнечное сентябрьское утро отсвечивали, даже больше обычного, чем-то чужим ему.