— Илонка, — сказала уже в дверях г-жа Мадьяр, — звонила Шари. Она посылает к нам домашнего учителя.
Г-жа Мадьяр замолкла и глянула на племянницу, которая как-то странно и неловко стояла между столом и кроватью.
— Что такое? — спросила г-жа Мадьяр, заметив смущение девочки, но тут же решила, что оно вызвано вестью о «домашнем учителе». А на самом деле Илонка заметила, что из-под подушки торчит уголок книги, и испугалась. Г-жа Мадьяр улыбнулась смущенно стоявшей девочке.
— Через десять минут он будет здесь, — сказала она и вышла. «Дитя! Еще совсем дитя!» — с удовлетворением подумала г-жа Мадьяр.
Как только тетка вышла, девочка подскочила к кровати, поглубже затолкала книгу под подушку. Потом поднялась на цыпочки, нагнулась, отошла проверить, не видно ли. И успокоилась. Только теперь сообразила, что ей сказала тетушка. «Домашний учитель!» И она шагнула к большому зеркалу. «Взрослый или молодой человек?» Девочка кинула взгляд в зеркало. Сначала попыталась состроить серьезную мину; лицо стало таким, каким не бывало никогда, и она осталась довольна. Потом, как всегда — с тех пор, как из маленькой девочки стала превращаться в большую, — она начала примерять к себе перед зеркалом различные выражения лица. И, будто упражняясь в уроке, шептала себе задание. «Мечтательность»: опустила головку и уставилась в верхний уголок зеркала. «Кокетство»: прищурилась и приоткрыла ротик ровно на столько, чтобы капельку были видны ее крохотные зубки… «Мадонна»: кротко улыбнулась, обратила глаза к потолку и полуприкрыла веки. «Горе»: опустила нижнюю губку, как обиженный ребенок, закрыла глаза, склонила головку. «Гнев»: сжала губы, как только могла, чтобы они стали тонкими, и попыталась сверкнуть глазами — «искры метать». «Удивление»: сложила губки бантиком и безостановочно заморгала. «Испуг»: раскрыв рот, насколько допускали приличия, — за этим очень важно было следить, потому что иначе выходило некрасиво, уродливо, — она выкатила глаза, но тоже не очень, — и за этим надо было следить. «Равнодушие»: чуточку склонив голову набок, выпятила нижнюю губку.
Беда была только в том, что когда она «мадонной» смотрела в небеса, закрывала глаза в «горе» или «мечтательно» возводила их к верхнему уголку зеркала, то не видела своего лица. Если же для проверки глядела на себя, то не было ни «мадонны», ни «горя», ни «мечтательности». Как она ни старалась, сделать ничего не могла.
Покончив с «разными лицами», Илонка придвинула головку к зеркалу так, чтобы губы ее коснулись губ в зеркале, — улыбнулась, поцеловала их и, поддразнивая себя, высунула кончик языка. Кончики двух языков, ее, теплый, и холодный, в зеркале, соприкоснулись. Девочка рассмеялась. И вдруг вправду испугалась и, забыв проследить за собой, широко разинула рот.