Кругленькая тетя Балог удивленно посмотрела на него. Она встала, взяла за руку мальчика, который был на голову выше ее, и вместе с ним вошла в комнату Лайоша. Их встретил громовой хохот. Ребята были там. Они вылезли, наверное, откуда-то из шкафа, из-под кровати. Тетушка Балог отпустила руку Мартона и захохотала, привалившись к дверному косяку, потом махнула рукой и вышла. Мартон стоял как ошпаренный. Его огорчило и то, что ребята слышали, с каким отчаянием он кричал, и то, что им так легко удалось его обмануть.
— Ты опять не виноват, что опоздал? — спросил Лайош Балог.
— Почему? Разве я так часто опаздываю? — раздраженно ответил Мартон, словно рассердившись именно из-за этого вопроса. — А теперь я и правда не виноват! — крикнул он. — Встретился со своим старым другом Йошкой Франком. Он подмастерье слесаря. — И пренебрежительно бросил своим школьным товарищам: — Совершенно самостоятельный, у него своя трудовая книжка. Может идти куда захочет.
— А ты не пригласил его с нами на отдых?
— Пригласил! — крикнул Мартон, в гневе не замечая насмешки. — Но, к сожалению, у него нет времени. Он без работы. Отца его призвали. Не всем так хорошо живется, как вам!
Смех не утихал, а становился все громче. Мартон решил, что сказал какую-то нелепость, потому и смеются ребята. И, пуще разъярясь, добавил:
— У него нет времени, потому что он ищет работу!
Вдруг на глазах у Мартона приподнялась кровать и показался могучий торс стоявшего на коленях Петера Чики. Ребята от хохота уже за животы держались.
— Перестаньте, иначе уйду! — крикнул Мартон и посмотрел на мальчиков такими яростными глазами, будто он на десять лет старше их и все обязаны молчать, когда он говорит.
Петер Чики вылез из-под кровати. Смех прекратился. Но тут рассмеялся сам Мартон: ему стало тяжело и неприятно, что все так быстро покорились, и захотелось восстановить нарушенное веселье.
— Ну ладно! — улыбнувшись, сказал он ребятам — правда, решительнее, чем обычно. — Садитесь наконец! Довольно дурака валять! Начнем!
7
Лайош Балог, хозяин дома, повалился на застеленную кровать, но длинные свои ноги держал на весу, чтобы не запачкать башмаками белое покрывало. Худущий Тибор Фечке, сев на подоконник открытого окна, подтянул ноги и обхватил их обеими руками ниже колен. Удивительно, как такой верзила поместился на малюсеньком подоконнике. Геза Мартонфи курил, примостившись подле шкафа. Петер Чики стоял перед Мартоном, расставив ноги и засунув руки в карманы широких брюк. Временами он энергично откидывал белокурые волосы, но они снова и снова сползали на лоб. Мартон уселся на краешке дивана и начал излагать свой план «по пунктам». Мартон не был тщеславным, но все-таки с удовольствием отметил, что ребята внимательно слушают его. Это только пуще разожгло увлеченного своей идеей подростка. Он то вставал, то снова усаживался на краешек дивана, говорил то тихо, проникновенно, то решительно, как человек, готовый сокрушить любое сопротивление: «Ведь все так понятно и правильно, а главное, осуществить ничего не стоит». Его темные глаза — в зависимости от того, что он говорил, — то ласково блестели, по-детски покорно и просительно оглядывали всех вокруг, то расширялись, и казалось, хозяин их вот-вот вскочит и уничтожит каждого, кто посмеет перечить ему. В такие минуты Мартон воистину гипнотизировал своих друзей. И происходило это главным образом потому, что он сам безоговорочно верил во все, что говорил. Эта убежденность, как лава, поглощала и сжигала все, даже самые разумные доводы, если они вставали у нее на пути.