Мартон никогда не врал, а если и преувеличивал, то сам первый считал святой истиной все свои преувеличения.
— Венгерский крестьянин гостеприимен! Об этом все мы читали в романах Йокаи, Миксата и Геребена Ваша. Но, допустим, теперь он уж не такой гостеприимный, как прежде, когда в деревнях можно было неделями жить даром. Допустим, что времена изменились… Однако венгерский крестьянин все-таки остался гостеприимным. Это первый пункт. Во всех газетах было написано, что с тех пор, как разразилась война, рабочих рук не хватает. Особенно в тех местах, где занимаются виноградарством и кукурузой. Это второй пункт. Вот я и выбрал такое место, где родится и виноград и кукуруза, а все-таки оно недалеко от Пешта. Словом, я выбрал Помазский уезд. Вот она, карта, можете взглянуть, только осторожно, потому что я взял ее в библиотеке на площади Алмаши и там записали, в какой я школе учусь. Шоймар, Пилишвар, Пилишсентласло. Даже названия-то какие прекрасные! Охрой нанесены кукурузные поля, гроздьями обозначены виноградники. На карте одна гроздь, а на самом деле виноградник величиной с площадь Кальмана Тисы. Хольд виноградника дает в среднем сто центнеров урожая. Это третий пункт. Если мы будем работать, так дадут же нам хоть по три килограмма винограда на душу? Для них это ничего не составляет. Для них… это… столько же… столько же… — Мартон заметил муху на скатерти, — как если бы муха унесла крошку со стола. Но кого интересует малюсенькая-премалюсенькая крошка? Правда, Пес? Верно, Лайош? Да и кукурузы дадут вдобавок хоть по пять початков каждому. Даже ты больше этого не съешь, — обернулся он к Петеру Чики.
— Я? — воскликнул могучий Петер Чики, откинув назад волосы.
— Ну ладно! Верю! — быстро согласился Мартон. — Я отдам тебе два початка из своих, только не спорь, Лайош тоже даст, и Фифка и Тибор тоже. Хватит с тебя? Больше все равно не съешь.
— Еще как сказать… — Петер Чики благодушно засмеялся. — Это что, пятый пункт?
Мартон вытащил из кармана маленькие книжечки. «Питательность винограда», «Что надо знать о кукурузе?», «Леса Пештской губернии», «Образец договора жнецов». Он раскрыл страницы, разыскал соответствующие места и прочел вслух, потом передал книжки прежде всего Балогу, чувствуя, что он больше всего нуждается в убеждении. Тибор и Петер и так не сомневаются, им нечего доказывать, они хоть сейчас готовы тронуться в путь.
— Занятия начнутся не раньше двадцать пятого октября. Взгляните, какая чудесная погода, — он указал на улицу, которая грелась в лучах осеннего солнца. И ребята, словно они до этого и не видели, как светит солнце, все разом выглянули. — Разве не жаль потерять такое прекрасное время? — спросил Мартон голосом, полным укоризны. — За Будапештом начинаются поля, леса, текут реки, великолепный воздух… — звенел его голос, — а вы сидите здесь в пыльном и грязном городе. — И он чуть не добавил: «Как вам не стыдно?» — Отправляемся утром. Пораньше. Двадцать километров отмахаем пешком. То-то мужики обрадуются. Пятеро таких ребят, как мы, — не шутка. Особенно сейчас. Лозы гнутся под гроздьями, кукуруза поспевает, зерна румянятся… А может, вы хотите, чтобы они сгнили? — прикрикнул он на ребят. — Когда будем договариваться, Петер подвернет рукава сорочки — пусть хозяин увидит, какие у него мускулы; мы тоже подтянемся, чтоб знал: эти худее, да не слабее. Особенно ты, Тибор, набери побольше воздуха в легкие. Короче говоря, нас наймут. Недельку поработаем на хозяйских харчах, да еще и жалованье получим. Деньги отложим, чтобы вторую неделю, когда кончим уже работать, было на что жить. Жнецы тоже так работают. Летом зарабатывают себе на зиму. Вот, пожалуйте, книжечка. А может, даже не потратим деньги, домой принесем. Кругом кукуруза, виноград, что еще надо?