Настоятель задумался. Как-никак, а фильм содействует нравственному религиозному воспитанию. Начали торговаться. И в конце концов согласились на том, что про Марию, Иосифа и Иисуса Христа дядя Дюла будет выражаться почтительно, а о фарисеях, Иуде, Пилате и римских солдатах может говорить что хочет. «Но и здесь не надо пересаливать, ибо веселье мешает религиозному самоуглублению», — заметил священник. «Понял, — хрипло ответил дядя Дюла, — надо, чтоб и богобоязненные волки были сыты и разбойницы овцы целы». — «Ну, ну!» — недовольно буркнул настоятель. А дядя Дюла отыгрывался на дозволенных персонах. «Фарисей давит вшей, борода до пупа… Легавый Иуда продал Христа за блюдо… с чечевичной похлебкой. Толкучка в Иерусалиме. Понтий Пилат моет руки… карболовым мылом… Римские каты, Михай Бали[50], идут казнить Христа… Иуда вешается на подтяжках, купленных в Парижском универсальном магазине».
3
Пишта стоял перед парусиновым шатром, откуда временами доносились раскаты смеха.
— Ой, до чего интересно! — шептал мальчик, млея от желания. Денег на билет у него не было, хотя на дневные сеансы да в первые ряды, где стояли скамейки без спинок, детский билет стоил всего пятачок.
Пишта несколько раз перечел афишу, висевшую над окошком кассы, полюбовался картинками, потом начал следить за покупателями: авось кто-нибудь да уронит монетку. Но никто ничего не ронял. Мальчик прошел к шатру, встал сбоку. Хотел заглянуть в дырочку, но какой-то парень постарше оттолкнул Пишту и стукнул по голове собачонку, которая выглядывала у него из-за пазухи. Пишта отскочил. Флоки оскалил крохотные мышиные зубки и только рассмешил мальчишек.
— Берегись! — грозно крикнул Пишта. — Это очень опасная собака. Вот я сейчас вытащу ее!
Тут мальчишка еще раз стукнул собачонку, и она заскулила жалобно — тоненьким, младенческим голоском. Пишта снова побрел к кассе — еще раз поглядеть на афиши, на фотографии. Ему хотелось убежать куда-нибудь, куда угодно, только не быть здесь, где ему всегда во всем не везет. Взволнованная собачонка, словно из гнездышка, вытягивала голову из теплого укромного местечка, потом пряталась опять; теперь она уже лаяла и скалила зубы на всех проходивших мимо.
К Пиште подошла стройная девочка. Она уже несколько минут разглядывала это чудно́е создание, одна голова которого рассматривает картинки, а вторая — лает, скулит, высовывается и прячется обратно.
— Что, в кино небось хочешь? — спросила девочка.
Услышав приятный спокойный голос, собачка утихла.
— Да! — ответил Пишта.
— А почему не идешь?
— Гамзы нема! — бросил мальчик и сплюнул сквозь зубы.