Шниттер все еще не подымал глаз на пожилого служителя, лицо которого становилось все более и более горестным. Но служитель покорно взял с краешка стола приготовленные номера «Непсавы» и поглядел на даты: 30 июня 1914 года. «Нельзя за двух убийц карать целые народы», — называлась первая передовая и вторая от 25 июля 1914 года: «Не допустим европейской бойни!»
— Суд-то когда? — спросил Лисняи.
— Через три недели. Двадцать седьмого октября. Впрочем, к этому времени вы будете уже у них, ибо «прошлогодняя» первомайская передовица попадет в курию двадцатого октября. Мы сделаем все для того, чтобы курия не утвердила предварительное решение, но вы же сами знаете: это зависит не только от нас. На судебное заседание вы пойдете уже из тюрьмы. Это отлично. Надеюсь, они сжалятся над вами и за последние передовицы дадут вам по-божески.
— А за ту сколько дали?
— За какую?
— За прошлогоднюю, первомайскую.
— Семь месяцев, товарищ Лисняи, семь.
Лисняи уронил голову.
— А нельзя ли, — спросил он тихо, — чтобы эти две передовицы кто-нибудь другой взял на себя?
Шниттер даже перестал писать. Сейчас впервые поднял он глаза на Лисняи.
— Кто ж возьмет на себя? Я, что ли?
— Да нет же, — от всей души сказал старый служитель, которому и в голову не приходило, что привлеченные к суду авторы, в том числе и Шниттер, могли бы разок-другой ответить за свои статьи сами и не посылать его постоянно в тюрьму вместо себя. — Да нет же, конечно, — повторил Лисняи, — но… может, кто другой найдется… Помоложе меня… Ведь пока я был моложе, вы же сами знаете, товарищ Шниттер…
— Мы вам доверяем, — прервал его Шниттер. — У вас есть уже опыт в таких делах, и, как бы ни выпытывал суд — что, да как, да кто настоящий автор статьи, вы не скажете.
Шниттер встал. Он был высокий, стройный, и стоявший перед ним служитель казался теперь еще более согбенным и дряхлым.
— Двадцать лет работаю я в газете, — тихо сказал Лисняи, потупившись, — из них одиннадцать лет девять месяцев провел в тюрьме.
— Но мы-то ведь о вас хорошо заботились, товарищ Лисняи?
— Хорошо.
— Кроме питания, вы еще и жалованье получали, товарищ Лисняи?
— Да.
— С надбавкой?
— Да.
— Вы социал-демократ, товарищ Лисняи?
— Да.
— Так какой же еще может быть разговор?
Лисняи молчал. Шниттер посмотрел на него.
— Что с вами стряслось?
— Жена у меня больная лежит, товарищ Шниттер. Да и самого ревматизм замучил… Ну и надоело тоже…
Шниттер забарабанил пальцами по столу.
— Понимаю, товарищ Лисняи… Но… в другой газете вы и половины не получите… Мы вас ценим… У вас есть заслуги… Вы честный социалист… Преданный, самоотверженный… Вы ведь и с Танчичем