«Какие ослы!» — добродушно подумал Шниттер, и это относилось не только к Пюнкешти, но и к Доминичу. Шниттер был убежден, что он лучше всех знает, что и как надо делать. Он был растроган и тем, как разумно, целеустремленно и осторожно заботится о судьбе трудящихся и страны, которая достойна истинного прогресса. Даже такие письма не оскорбляли его, тем более что их было немного. Он готов был перетерпеть подобные несправедливости. Такова, очевидно, участь социал-демократического лидера: приходится иногда терпеть и от своих товарищей!
Доминич заявил, что он все хорошо запомнил, но Шниттер снова медленно и с расстановкой повторил свои положения. Потом протянул руку, опять назвал Доминича «уважаемым другом» и отпустил его.
— Дядя Лисняи, полосы!
И минуту спустя он вместе с заведующими отделами весело составлял утренний номер газеты. Дело шло быстро, чуточку задержал только заведующий социально-экономическим отделом. В этот день «Непсава» должна была поместить по его разделу два траурных сообщения. Шниттер начал их читать:
«Директор Венгерского аграрного банка с глубоким прискорбием сообщает, что барон Петер Четеи Херцог, депутат верхней палаты…»
— А банк регулярно присылает нужную сумму? — спросил Шниттер.
Заведующий социально-экономическим отделом кивнул.
— Столько же, как и остальным газетам?
— Столько же.
— Покойник пройдет! — санкционировал Шниттер траурное сообщение. — А этот?
— Йожеф Хивеш, генерал-директор трамвайной компании БКВТ. Эти пока еще ни гроша не присылали. Только сейчас внесли пятьсот крен.
— К черту этого покойника! — и Шниттер щелчком отбросил некролог.
— А как же пятьсот крон?
— Пусть бухгалтерия их заприходует.
— А если потребуют возврата?
— Не потребуют. Больше того, мы даже нападем на БКВТ. В конце концов дорогие трамвайные билеты бьют по карману всех рабочих. Покойников больше нет? — спросил Шниттер.
— Тридцать восьмой официальный список главного командования о потерях на фронтах, — доложил самый молодой из заведующих.
— Длинный?
— Длинный. Две тысячи девятьсот семьдесят восемь имен.
— Сколько же вышло?
— Две с половиной полосы петитом.
— Пусть наберут нонпарелью. Тогда сколько выйдет?
— Полторы.
— Тоже много. Если так пойдет, мы вынуждены будем не помещать эти списки. Что еще?
Он выправил передовицу, отпустил всех по домам. Остался только дежурный редактор.
…Была тихая осенняя ночь. Шниттер сидел в пролетке на резиновом ходу и, укачиваемый рессорами, предавался воспоминаниям. Пришла на память почему-то жена фабриканта Хельвеи, и он не почувствовал уже к ней злобы, потому что тут же вспомнил Като, их пятикомнатную квартиру и столовую, где он будет сейчас ужинать.