Последним пришел смуглолицый д-р Йожеф Кемень вместе с кафешантанной певицей Бешке Фелицаи. Д-р Кемень явился в цилиндре. Чуть не перпендикулярно согнувшись, приложился он долгим поцелуем к руке г-жи Селеши и представил свою любовницу:
— Надежда венгерского театра!
Актриса смотрела на супругов Селеши с нескрываемым любопытством, отыскивая в них, должно быть, то, о чем рассказывал по дороге д-р Кемень. Игнац Селеши тоже нагнулся, хотел было поцеловать руку актрисе, но, кинув взгляд на жену, задержался в двух сантиметрах от руки и, не поцеловав ее, распрямился. Этот компромисс привел к двойной ошибке: г-жа Селеши решила, что муж поцеловал руку актрисе, а Бешке Фелицаи удивилась и обиделась.
Пишта, исполнявший ко всему прочему и обязанности «привратника», боялся глянуть на актрису: вдруг она признает в нем дарового завсегдатая «Свободной сцены», где пела Фелицаи, и еще, не дай бог, тоже швырнет в него чем-нибудь, как утром тот актер — чистильщик сапог.
Гости собрались сперва в так называемом «кабинете» Селеши, где на самом деле жил сын хозяев, Наци, ученик реального училища. С тремя кронами, полученными от матери, он загорал сейчас на Лукачевском пляже, разглядывая купальщиц в облегающих трико. «Пообедай, сынок, в ресторане», — наказывала г-жа Селеши своему довольно упитанному сынку. Он все еще ходил у нее в коротких штанишках и в чулках до колен, хотя ноги его уже изрядно поросли черным волосом. «Наслаждайся летом… сыночек. Ни к чему тебе эта катавасия, которая будет у нас». Под словом «катавасия» г-жа Селеши подразумевала в первую очередь любовницу Кеменя.
Гости, как и подобает воспитанным людям, минут пятнадцать беседовали в «кабинете» — не станут же они набрасываться на еду, как рабочие в столовке.
Хозяйка на минуту покинула гостей. Из соседней комнаты послышался перезвон тарелок, затем глухой стук посуды о стол, лязг ложек, вилок и ножей, тонкие голоса стаканов и монотонные приказания хозяйки: «Куда ставишь? Не туда! Сюда!»
Стол, накрытый снежно-белой камчатой скатертью, готовился к обеденным маневрам.
Вайда уселся на письменный стол и, рассуждая о чем-то с д-ром Кеменем, то и дело поглядывал на Бешке Фелицаи, пытаясь определить, сколько она стоит и какая «предварительная работа» требуется, чтобы заполучить такую «бабенку». Но, услышав, что Шниттер тихо и степенно рассказывает столпившимся у окна гостям о чьей-то смерти, Вайда тут же подошел к ним, не извинившись даже перед д-ром Кеменем и его возлюбленной.
— …В 1910 году он финансировал выборы Тисы, — пояснял как раз Шниттер. — Ввозил в Венгрию немецкий, французский, английский капиталы. Конечно, делалось это ради удовлетворения собственного властолюбия, но с экономической точки зрения это совершенно неважно… Пока мы живем при капиталистическом строе, такие люди нужны, и мы сожалеем о его преждевременной кончине.