Вершинин поразился памяти Максимова.
— Горбачев, Дмитрий Петрович, не объявился, да и не объявится больше. Погиб он вскоре после того случая, утонул.
— Сама жизнь наказала, значит.
— Наказать-то она наказала, только не слишком ли строго?
— Как строго? — В глазах собеседника мелькнуло удивление. — За убийство жены строго?
— Жива она, Дмитрий Петрович, жива и умирать не думает, замуж во второй раз вышла, приедет скоро. На могилке своей побывает, — не удержался от легкого укола Вершинин.
— Как… жива?! — Пальцы старого следователя, разминавшие кусок воска, казалось, вдруг закаменели. — Не может быть, ее ведь все опознали тогда!
— Опознать-то опознали, да не она оказалась.
И Вершинин подробно рассказал Максимову о фактах, которые ему удалось узнать в последние дни.
— Вот так история, — Максимов покачал головой. — По правде тебе сказать, это дело меня самого за живое схватило. Долго тогда я им занимался. Одно из моих последних крупных дел было, поэтому и помню до сих пор фамилии. Когда всесоюзный розыск объявили ее мужу, я еще несколько месяцев бил во все колокола, искать заставлял, а потом на пенсию ушел по инвалидности. Работал немного на лесоторговой базе юрисконсультом, теперь не работаю, пчеловодством вот занялся…
— Дед, а дед, я узу́ плоглотила, — прервала его внучка, облизывая пальцы.
— Значит, вечером свечки будем зажигать, — погладил он ее ласково по головке. — Вот так и живу — сад, пчелы, внучка, уже вторая, с ней сижу. И что же теперь думаете делать? — спросил затем без всякого перехода.
— Думаю попытаться раскрыть это преступление, — Вячеслав с вызовом взглянул на Максимова.
— Ну-ну, попытайся, может, и получится у тебя, правда, маловероятно… Сам знаешь, почему. Но одно могу сказать — раз взяло тебя за живое, не бросай, делай, а то потом всю жизнь совесть мучить будет, дегтем на душе осядет, как у меня. Ты, наверно, думал, когда шел ко мне — вот, мол, портачи безграмотные работали десять лет назад, дело угробили, а оно ведь мне большого куска жизни стоило. Обстановочка тогда была, не дай бог — в неделю одно-два убийства. Нас два следователя работало — прямо задыхались. С восьми утра и до поздней ночи крутились, да не успевали, и все равно, если бы не ушел по инвалидности, еще не раз к этому делу вернулся бы.
Старик разволновался, привычным жестом быстро открутил крышку маленького стеклянного пенала и сунул под язык таблетку валидола.
— Вот так постоянно, особенно последний год, чуть понервничаешь, сердце сожмет, и не вздохнешь, — пожаловался он.
— Может, не стоит тогда говорить? — забеспокоился Вершинин, вставая.