Обвинение Винса в антисоветской агитации строилось на показаниях двух «духовно ослабевших» верующих. Один из них – дворник дома, где жили Винсы, в суде отказался от своих прежних показаний. Винсу удалось передать жене на мешочке из-под сахара запись очной ставки, и единоверцы пришли его пристыдить. Тот, думая, что никто никогда не узнает о его предательстве, тут же упал на колени и раскаялся.
У Винса был адвокат, защитник Новикова, добросовестно делавшая свое дело. В перерыве заседания спецколлегии Омского областного суда она шепнула жене подзащитного, что процесс полностью провалился и обвиняемых, скорее всего, освободят, так как их вина не доказана. Оправдания, конечно, не будет, дело направят «доследовать». Эти слова прозвучали совершенно невероятно, особенно если учесть время, когда они были сказаны – 1937 год. Правда, январю 1937-го предшествовал декабрь 1936-го, когда была принята сталинская Конституция. Новикова полагала, что на судей повлияли записанные в ней слова о праве советских граждан верить или не верить в Бога. Так ли оно было, или все же свою роль сыграли профессионализм адвоката и порядочность судьи, но 21 января 1937 года дело ушло «на доследование», а подсудимых освободили прямо в зале суда. Судью же «за неумелое ведение судебного разбирательства» направили в далекий северный поселок, где не было даже электричества.
Ситуация напомнила мне рассказ Ильи Зверева «Защитник Седов», герой которого берется за «поганое каэровское» (то есть по «контрреволюционной» статье) дело о вредительстве агрономов в Энске. Местный суд приговорил их к расстрелу, но родственники надеются на Москву, и защитник Седов не способен им отказать, хотя и предупреждает о низкой вероятности успеха. «Потому что обычно есть такая практика: НКВД передает в суды наиболее ясные и красноречивые дела. А если какие-нибудь сомнения и туманности – все идет по другим каналам». Что такое другие каналы, никому не надо было объяснять, речь шла о «тройке НКВД».
Все прокурорские и судебные чины прекрасно понимают абсурдность обвинений, и только один человек ведет себя как ни в чем ни бывало, выполняя свой профессиональный долг под недоуменные и опасливые взгляды окружающих. Он добивается своего, но лишь потому, что циничный «Большой прокурор» (наделенный автором чертами А. А. Вышинского) решает использовать дело как возможность подбросить дрова в топку террора.
«Мы только что столкнулись с беспардонным нарушением социалистической законности, – выступает он на республиканском совещании следственных работников. – В Энске …были осуждены специалисты райземотдела, которым вменялись в вину фантастические деяния. Как, например, “покушение на стахановку с помощью быка Хмурого”. (Смех в зале.) Такая выходящая из ряда вон история стала возможна в обстановке вредительской деятельности ныне получивших по заслугам прокурора области Никишина, его заместителя Зальцмана, только что разоблаченных председателя облсуда Калинина, его заместителя Конюхова, ныне расстрелянных руководителей райкома и райисполкома… И надо, товарищи, повнимательней присмотреться к корням этого дела, не орудует ли там еще какой-нибудь умный, хорошо замаскированный японский шпион со своей братией… …Действительно, через неделю обнаружилось, что в Энске орудовал шпион. И именно японский. И с братией».