— Про это мне ничего не известно, — соврал я. — Насколько я понимаю, она просто хотела на всякий случай заручиться вашей подписью.
— И подставить свое дурацкое горло под нож. Дайте ручку.
Я протянул ей ручку и подложил под бумагу блокнот — так и писать удобнее, и документ сразу же окажется у меня в руках. Она нацарапала внизу свою подпись и, пока я тряс бумагой в воздухе, чтобы высохли чернила, сказала:
— Раз ей это надо, я не против. Мне все равно. Я человек конченый. Пропади они все пропадом! — Она хмыкнула и вдруг резким движением откинула одеяло, и я увидел ее обезображенное, распухшее тело под грубой белой рубахой. — Как я тебе нравлюсь, а? Понял, что мне конец?
Я укрыл ее и сказал:
— Спасибо вам, мисс Дженисон.
— Не за что. Мне теперь на все наплевать. Вот только… — тут ее пухлый подбородок вздрогнул, — тошно умирать такой уродиной.
Из больницы я отправился на поиски Максвейна. Ни в телефонной, ни в адресной книге его имени не было. Я таскался по бильярдным, табачным магазинам, барам, сначала молча искал его глазами и только потом задавал осторожные вопросы. Безуспешно. Тогда я решил вернуться в отель, вздремнуть, а ночью продолжить поиски.
В холле отеля, в углу, прикрывшись газетой, стоял какой-то человек. Увидев меня, он сложил газету и двинулся мне навстречу. У него были кривые ноги и отвисшая, как у борова, челюсть. Я на ходу кивнул ему и пошел к лифту. Максвейн последовал за мной.
— Тебя можно на минуту? — прошамкал он мне в затылок.
— Разве что на минуту. — Я остановился, изобразив на лице полнейшее равнодушие.
— Здесь слишком людно, — нервно шепнул он.
Мы поднялись ко мне в номер. Он оседлал стул и сунул в рот спичку, а я сел на кровать и стал ждать, что он скажет. Некоторое время он молча жевал спичку, а затем заговорил:
— Хочу потолковать с тобой начистоту, приятель. Я…
— Ты хочешь сказать, что вчера подошел ко мне не случайно? Что Буша ты сыграл сам, по собственной инициативе, да и то только после моего с ним разговора? Что знал об ограблении, в котором участвовал Буш, от своих бывших дружков, полицейских? И смекнул, что, если удастся связаться с ним через меня, ты сможешь на нем подзаработать, верно?
— Допустим, но будь я проклят, если держал столько всего в голове.
— Ты много выиграл?
— Шесть сотен. — Он сдвинул шляпу на затылок и, вынув изо рта изжеванную спичку, почесал ею лоб. — А потом все в кости просадил: и эти шестьсот, и еще своих двести с лишним. Представляешь? Шутя выигрываю шесть сотен — а потом должен клянчить четыре доллара на завтрак.