Смит, ехавший впереди, направил лошадь вдоль берега. Остальные бездумно последовали за ним. Прожитые в долине дни наложили на людей неизгладимый отпечаток одиночества. Притупилось любопытство, почти исчезло желание говорить друг с другом, делиться впечатлениями, обсуждать планы. Ощутимое присутствие некой силы, сторожащей спрятанные в потаенной глубине образы и движения, порождало взаимную отчужденность. Но было и иное — прямо противоположное. Мысли, которые каждый таил в себе, нередко оказывались созвучными, и принятое кем-нибудь решение возникало как бы итогом общих раздумий, молчаливо согласованным выбором. Так, собственно, произошло и на сей раз, когда Смит, бегло окинув взглядом местность, повел караван в ущелье.
Невесомая водяная пыль приятно освежала лицо. Несмотря на высокую влажность, дышалось легко и как-то на удивление сладко. На губах чувствовалась то ли первозданная свежесть высокогорных проталин, то ли медвяная роса альпийских лугов. Шум бегущей воды, разбивающейся о глянцевитые валуны, и рокот гальки сливались в однообразную убаюкивающую мелодию. Сами собой закрывались глаза, уставшие от поляризованного света, завороженные радужным переливом над влажными скалами и дымкой редколесья.
Выхода из ущелья не было. Поток, растекаясь на просторе пенными прядями, безнадежно терялся во мраке пещер.
Один за другим всадники спешились, вручив поводья шерпу. Согнав навьюченных яков в кучу, Анг Темба раскупорил бамбуковую бутылку с чангом. Выпив все до последней капли, он опустился на корточки и принялся чертить на земле янтры, защищающие от злых чар. Затем, повернувшись лицом к горам, пропел заклинания, надвинул шляпу на нос и почти демонстративно погрузился в дремоту. Разве он не предупреждал заранее, что не знает здешних дорог?
Скользнув взглядом по вертикальной стене, источенной кавернами и до блеска отшлифованной талыми водами, Валенти вынул бинокль и нацелил его на грот, затянутый почти сплошной сетью ползучих растений. Над сводом ясно виднелся высеченный и слегка оконтуренный охрой конь с лучезарным чандамани[34] на высоком седле. Сам по себе счастливый символ еще ничего не значил и едва ли служил дорожным указателем. Скорее всего просто отмечал кому-то памятное место.
Валенти развернул сокровенный свиток и попытался сверить его с местностью. Стилизованная гора на танке и один из ручьев, исчезавших в недрах, могли бы подсказать верное направление. Трудность заключалась, однако, в том, что мандалу нельзя было с полной уверенностью сориентировать по странам света. Верх ее мог указывать и на восток, и на юг, а цвет, отвечающий направлению, зачастую обманывал.