Д.Э. Саммерс всегда был настойчивым человеком. Ему помогла только выносливость. Подписав очень много бумаг, он все-таки добился разрешения признать личные вещи американцев не имеющими прямого отношения к делу.
* * *
Квартира профессора Сойки выгорела не то, чтобы дотла, но сказать так было бы невеликим преувеличением. Тут и там попадались невысохшие еще черные лужи. Больше всего пострадал кабинет профессора. Меньше досталось гостиной и комнате, где жили компаньоны. Комната доктора Бэнкс, к несчастью, была ближе к кабинету.
Пожар оставил доктора без саквояжа – владелица держала его открытым на стуле у самых дверей. Собственно, и от дверей осталось не так уж много.
А вот чемодан доктора не сгорел. Он так и стоял запертый под руинами сгоревшей кровати и остатками сползшего со стены ковра. Стальные замки оплавились. Саммерс осторожно поддел крышку – она отвалилась и рассыпалась в прах. Туфли, белье, аккуратно сложенный теплый жакет – все как лежало, так и обратилось в пепел. Сквозняк развеял то, что, как успел заметить детектив, было, очевидно, подшивкой журналов. А это? – он взял что-то маленькое, потер между пальцев. – Стеклянные капли? Бусы? Может, взять? Какие-нибудь там тетушкины побрякушки могут оказаться памятью.
Ах да, это ведь те самые штучки от платья с голой спиной. Видимо, разметало по чемодану, когда взорвался флакон с духами. Почти чистый спирт – шелковое синее платье сгорело синим пламенем.
Открытый чемодан источал запах ландыша. И хотя этот запах мешался с таким же сильным запахом гари, он все-таки возвращал в тот вечер в театре.
«Снова сюда, в сияющий свет!»…
Ступать приходилось осторожно – детектив был бос, а разбухший от воды паркет усеян осколками. Чертовы склянки. Чем же это так гнусно пахнет? Судя по спекшимся пятнам в умывальнике, на стене, где все еще осталось кое-что от полки, и на полу около умывальника, это был шампунь.
Комната для «гостей» психиатра, где жили компаньоны, находилась у самых дверей и пострадала гораздо меньше. Куда ни ступал Саммерс, попадались осколки стекла. Графин и стаканы, лосьон после бритья, злосчастный, дорогой как собака, один на двоих одеколон «Найз Тен». Этот, кажется, будет благоухать еще долго даже после того, как от пожара и духу не останется.
Господи, как можно было брызгать на себя такую лимонадную дрянь.
Повреждения касались более всего той части, что ближе к выходу. О чем, собственно, и сообщали флаконы, бабахнувшие в момент пожара на полке над умывальником.
Саммерс подошел к остаткам своей кровати, пошевелил их ногой. Присел на корточки. Фыркая, отворачиваясь и стараясь хотя бы лицо не извозить в мокрой саже, вытащил чемодан.