Пресвитер даже привстал в кресле, когда увидел, кто пришел вместе с дочерью. В горле у него захрипело и засвистело.
– Вернулся, блудный сын? – во рту похоронного церемониймейстера обнаружилась прекрасная вставная челюсть. – Хорошо. Очень хорошо.
Он долго и пристально смотрел на Джейка, потом тяжело поднялся, подошел и похлопал его по груди.
– Твой галстук неплохо выглядит. Мне нравится, как ты его завязываешь. Мистер Льюис тоже неплохо завязывал галстуки на покойниках, пока не попытался украсть бобы с огорода этих пройдох Лароз. Твой приятель Альфред выстрелил в него картечью.
Отец ухмыльнулся и Саммерса передернуло. Ни Альфред, ни Генри Лароз никогда не были его приятелями. Обоих братьев он и сейчас удавил бы собственными руками.
– Вспомни мои слова, – спокойно произнес он. – Из ябед не вырастают порядочные люди.
Отец закашлялся и долго, надсадно перхал.
– Альфред всегда стрелял солью, но на этот раз перепутал дробовики. Выстрел, – он взмахнул палкой, – и мистер Льюис больше не может так прекрасно завязывать галстуки. Ты вовремя. Идем. Мне надо работать.
Джейк улыбнулся.
– Боюсь, что придется тебе обратиться с этим соблазнительным предложением к Альфу. Раз уж он лишил тебя персонала, пусть…
– Альфред Лароз – г****! И Генри Лароз – г****! – гробовщик тяжело сжал пальцы на рукояти своей палки. – Никому нельзя верить. Идем.
Саммерс представил скальпель, не нуждающийся в стерилизации, и оцинкованный стол со стоком для омерзительных жидкостей, и зеленую банку с формалином, и фиолетовую с денатуратом, и большой шприц для заливания воска под кожу мертвеца – и множество других вещей. Встреча со всем этим была неизбежна, но бывший коммерсант надеялся, что состоится она тогда, когда его уже не будут волновать никакие вещи, проблемы и дела.
Похоронный церемониймейстер поднялся, подошел и сжал его локоть.
– Ты наследуешь мое дело. Нет, никаких вопросов! Ты вернулся. Значит, все в порядке.
Бывший коммерсант с тоской смотрел в щель между занавесей, где только что скрылась сестра.
* * *
Тем временем дела на Колчестер-авеню обстояли так себе. М.Р. Маллоу объяснял мачехе, почему он до сих пор не женат, затем отбрехивался по очереди от всех местных невест от шестнадцати до тридцати трех лет, и, наконец, должен был ответить нечто такое, чтобы миссис Маллоу перестала допытываться, когда же она, наконец, будет нянчить внуков.
– Я старый больной человек, – жалобно сказал он. – У меня живот болит. Наверное, что-то съел. И еще, ты знаешь, мам, кажется, я стал хуже видеть.
.
* * *
Опираясь на свою палку, отец вернулся к камину и опустился в кресло.