– Как знать, может, на свете и осталась только поэзия, неосязаемая, точно идея Бога, – чудо, не имеющее ничего общего с бедекером, расписанием поездов, карманными картами и с проверкой девяткой. Поэзия – вот она, перед нами, неизвестно, как и почему: неуловимый аромат, доносящийся снаружи или изнутри, какая разница.
– Некоторые мои друзья очень в это верят; вряд ли это бо´льшая ошибка, чем не верить вовсе, как я – да я бы даже и верила, кабы знала, во что´ … Но это знание походило бы на любое другое – всякое знание считают бесконечным и необъяснимым: или объяснимым, это одно и то же! Наш мозг крутится волчком, становясь колесом для белки-разума.
– Поверьте мне, этот вечный двигатель не вращают ни какодилат[171], ни слава, ни счастье!
Я взглянул на мою собеседницу: та снова заснула; лишь собачонка, свившаяся в клубок подле хозяйки и в ужасе ожидавшая, что я сгоню её с кровати, не сводила с меня глаз, круглых, точно пуговицы на ботинках; я лёг, потушил свет и, прижавшись к моей подруге, стал думать о завтрашнем дне, о постылом завтра, когда в окружении дельцов предстоит отбиваться от наседавших на меня алчных приставов[172].
Конечно, я, человек дада, был для них лакомой добычей! Сколько таких слепцов в их душных кабинетах видят во мне лишь сумасброда, проживающего свои самые безумные фантазии! Но в конечном счёте неважно, биться ли с нотариусом или с первым попавшимся тупицей, это одинаково забавно!
Наутро я обнаружил под дверью конверт с несколькими вырванными из блокнота листами и сопровождавшей их запиской Ларенсе: «Дорогой друг, – гласило послание, – вот ещё несколько страниц из “Омнибуса”; представляю их на ваш суд, прекрасно сознавая, что книга моя вам не по душе, но мне очень нужно знать ваше мнение. Можете ли вы быть у Прюнье к половине второго? За обедом я прочту вам философический очерк, который, возможно, придётся вам по вкусу больше…»
Я бросил листки на кровать, и моя проснувшаяся спутница немедля ухватилась за них:
– Дайте-ка, почитаю вам эти несколько страниц, пока будете одеваться, – сказала она, – интересно узнать, что это за галиматья такая… и что вы о ней думаете!
Какое романтичное утро меня ожидало! Я приступил к бритью, она же тем временем начала читать:
Ах, мой бедный друг: полно, не обижайся на мои слова: это фото для меня – настоящая загадка, и ты, напротив, должен помочь мне сорвать с неё покров тайны.
Обращаясь к своему спутнику, Мари не могла отвести взор от пышного букета; аромат цветов кружил ей голову.
– Скажи, тебе кто-то передал этот портрет?