– На полу? Вы разбираете нити на полу? – невольно вырвалось у Филиппы.
– Ну да, это напомнило нам о тех временах, когда мы были детьми, – Елизавета тихонько рассмеялась. – Позвольте представить вам графиню Миллезимо, в девичестве княжну Екатерину Долгорукую, – Елизавета указала рукой на свою гостью. – Катюша, позволь представить тебе ее высочество Филиппу де Бурбон, невесту Петруши.
– Вот как, значит, еще одна невеста Петра. Как интересно, – графиня слегка наклонила голову набок и принялась разглядывать Филиппу с еще большим любопытством.
– Что вы имеете в виду, графиня? – Филиппа вырвала руки из рук Елизаветы и решительно села на пол, потянувшись к какой-то ленте, лежащей неподалеку.
– Только то, что все мы когда-то были «невестами» Петра, – Екатерина улыбнулась краешками губ, но ее глаза оставались холодными. – Лично у меня какое-то время был вполне официальный титул «государыня-невеста», а брак с Елизаветой всерьез рассматривался, но, увы, православные законы запрещают подобные браки, – Филиппа бросила отчаянный взгляд на мать, но та посмотрела на нее с невозмутимым видом, словно говоря: «Я же тебя, дура, предупреждала». – Эта лента настолько выделяется из общей массы, что она абсолютно точно не подходит, – и Екатерина решительно отодвинула ее от себя в сторону.
– Ну почему же, возможно, именно эта лента внесет ту самую гармонию, что необходима композиции в целом, – Елизавета подняла отвергнутую ленту и присоединила ее к остальным.
– Получается, что я уже третья невеста императора Петра? – тихо спросила Филиппа, откладывая понравившуюся ей ленту в сторону, плохо представляя, что она сейчас делает в кругу этих красавиц, отличающихся настолько чуждой для Франции красотой, холодной, от которой так и веяло холодом долгой русской зимы, но сражающих местных мужчин наповал, что она невольно спрашивала себя: «Господи, что я здесь делаю? Зачем так стремлюсь попасть туда, где мне предстоит править людьми, которых я не понимаю?»
– Вообще-то, четвертая, – Екатерина протянула очередную ленту Елизавете. – Первой была Мария Меншикова. Ее сослали в Сибирь, вместе с отцом, братьями и сестрами. Государь Петр Алексеевич всегда был таким непоследовательным: то приласкает, то прочь отсылает…
– Ну уж кому не знать, как тебе, о всех непоследовательностях моего племянника, – Елизавета всегда произносила это с таким видом, словно ее переполняла гордость за то, что она была теткой императора. Вот только Филиппа не видела между этими двумя большой любви. Скорее, каждая хотела уколоть другую побольнее, словно между ними вовсе не было никаких приятельских отношений, а была лишь давняя вражда. Филиппа закусила губу, она понятия не имела, что происходит при российском дворе, и мало кто в Европе об этом знал. Слишком уж закрытым казалось это общество. А Елизавета тем временем, сладко улыбаясь, продолжала щебетать. – Долгорукие, как никто другой, прекрасно знают, что такое императорский гнев, не так ли?