– Воронцов это…
– Что? – я даже вскочил на ноги. – Секретарь Филиппы?
– Ну… да, – развел руками Митька. – Ты только не волнуйся, государь Петр Алексеевич, я с него глаз и так не спускаю, все-таки над секретарями я пока главный. Да и не призывает ложа к насилию…
– Я знаю, – я снова опустился в кресло и прикрыл глаза рукой. – Я знаю, масоны могут всего лишь за своих заморских братьев просить. Но… А, ладно, посвящай этого малолетнего кретина, пущай почувствует собственную значимость, – я махнул рукой, показывая свое отношение ко всему этому сборищу.
– Михаил Воронцов твой ровесник, государь, – ухмыльнулся Митька.
– Я знаю, вот только он слишком уж хочет уподобиться иноземцам, поэтому Магистру в ноги и упал, – я побарабанил пальцами по столу. – Вот что, Мишка этот с братьями Шуваловыми больно дружен был, когда у Елизаветы в пажах ошивался. Проверить бы надобно, а не так уж случаен этот загул с шевалье Орлеанским произошел.
– Я передам Андрею Ивановичу, – кивнул Митька.
– Передай, – я задумчиво посмотрел на него. – Как тебе в роли дворянина живется? – он пожал плечами, словно говоря, что разницы особой не почувствовал. – А что Мастер ложи, не заподозрил тебя ни в чем, пока не уехал оборону настраивать в Астрахань?
– Нет, – Митька покачал головой. – Более того, он убедился в моей полезности, когда того же Воронцова назначили к государыне секретарем. Он был уверен, что это я поспособствовал, ну, а я не переубеждал его.
– Разумно, – я бросил взгляд на карту. – Позови Румянцева и можешь Воронцова посвящать. Да смотри, не посрами вольных каменщиков, как следует прими, – Митька откинул рыжую голову и хохотнул прежде чем выйти, а я же снова задумался над тем, как бы половчее продать испанцам заплесневевший сыр, выдавая его за элитный дор блю.
Филиппа отложила в сторону дописанное письмо, адресованное герцогине Орлеанской, в котором она просила присмотреть учебные пособия по медицине, которые, находясь в Париже, было гораздо легче приобрести.
В кабинет императрицы вошла княжна Черкасская и присела за небольшой столик, на котором лежала неразобранная корреспонденция. Филиппа не слишком жаловала Воронцова и предпочитала, чтобы письма разбирал кто-то из ее фрейлин.
– Государь сегодня принял Долгорукого, и они вместе с графом Шереметьевым отправляются в Ревель с каким-то тайным поручением, – не глядя на государыню тихо проговорила Варя.
– Ты чего-то опасаешься? – Филиппа так старательно учила русский язык, что говорила уже почти свободно, только слегка грассировали у нее в речи некоторые звуки, выдавая этим милым акцентом, что она не рождена была русской.