— Ты еще не во власти бога Гипноса? — Костя стоял в дверях со стопой чистых тарелок.
Поставив их на край стола, подошел к окну, перегнувшись через подоконник, посмотрел на темный пустой двор.
— Вспомнилось многое, — ответил Алексей. — Как провожали, как семья восприняла назначение в Москву…
— Понимаю, Алеша. Как Валя?
Фурашов отметил: Костя, взглянув на него, тотчас отвел взгляд, будто понял, что коснулся запретной темы. Что ж, его щадят — старая история.
— Все так же…
Костя молча пододвинул к себе стул, сел. Опустил низко голову, будто сосредоточенно рассматривал что-то на старом паркетном полу. Светлые брови медленно сходились и расходились на переносице. Вошла Лена, накрыла на стол белую скатерть.
— Вы что-то, как заговорщики, сидите. Может, я некстати?
— Секретов у нас, Леночка, нет, — выпрямляясь на стуле, тихо сказал Алексей. — О Вале речь…
— Ничего не изменилось. Страдает по-прежнему! — Всегда добродушный, казалось не знавший чувства злости и недовольства, Коськин в эту минуту не походил на знакомого Алексею рубаху-парня. Полное лицо его с поджатыми губами стало каким-то болезненно-суровым. Опустив глаза, Лена гладила пальцами скатерть. Фурашов посмотрел на обоих, деланно-шутливым тоном сказал:
— Ну вот, и испортил вам, друзья, настроение, да еще в первый вечер! Расскажите лучше о себе, о своей работе, Костя.
— Что мы? Живем, как видишь, неплохо. И работа идет. Одним словом, всем доволен, как Манилов.
Алексей, случайно повернувшись к Лене, вдруг увидел, что та часто заморгала глазами, на щеке ее блеснули слезы. Быстро нагнувшись, она поднесла край фартука к лицу, торопливо пошла к двери. Костя поднялся, окликнул жену. Пожал плечами.
— Я сейчас, Алеша…
Обругав себя в душе за весь этот тягостный, ненужный разговор, Алексей тоже встал и после минутного раздумья вышел из комнаты.
На кухне Лена пила из стакана воду.
— Прости меня, Леночка, — начал Фурашов. — Шут угораздил…
— Нет, это меня надо извинять, Алеша, — сказала Лена, передавая стакан мужу и стараясь улыбнуться. — Бедная Валя! — Она вытерла полотенцем влажные глаза.
— Слабая она у меня на этот счет. Эх, ты! — Костя потрепал жену по щеке.
— Не слушай его, Алеша. Он сам такой же чувствительный, был ведь случай…
— Какой, если это не семейная тайна? — спросил Фурашов, желая переменить тему, и посмотрел на товарища — тот выжидательно насторожился.
— Не тайна, — улыбнулась Лена. — Только пойдемте из кухни.
Когда сели у стола, Лена подняла на гостя глаза:
— Это ведь тоже с вами связано, Алеша, Пять лет назад, когда вы еще на четвертом курсе учились. Приходит как-то мой Костя после занятий. Я его не узнала: на меня косится зверем, портфель бросил на диван. Обедать сел. Вскочил, рявкнул: «Не щи, а дерьмо!» И еще: «Все вы такие!» Я испугалась, никогда не видела его таким. Спросить боюсь, а он фуражку на голову — и был таков. Чего только не передумала тогда, даже показалось: влюбился, уже не нужна стала… Вернулся в десятом часу, и тут только все открылось. А было это в день, когда Валю еле нашли. Признался: думал, она с любовником связалась…