— Правительством приняты совершенно правильные меры: на будущих объектах «Катуни», пока идут работы, достаточен минимум военных кадров — только для наблюдения. Но вот начнется поставка аппаратуры, всех блоков и агрегатов… Тотчас, по нашему мнению, должны быть укомплектованы воинские единицы. Мне думается, Георгий Владимирович, — Бутаков вежливо склонил голову, помедлил, — военным следует принять самое непосредственное участие в таких работах, как монтаж, настройка и отладка комплексов. И тут я согласен с интересной идеей маршала Янова. Думаю, все эти усилия и меры потребуются скоро, учитывая весьма обнадеживающие результаты. Но… — он сделал паузу, замолк.
Кто-то кашлянул, Сергеев тихонько отбарабанивал пальцами по лаковой крышке стола. Лицо безучастно-спокойно, будто ему вдруг стало скучно и он вот-вот встанет и уйдет. Струя от повернувшегося вентилятора шевельнула и разлохматила ему бровь. Умнов и тот молодой, в пестрой стиляжьей бобочке, оба теперь смотрели на Бутакова с напряженными в ожидании лицами: Фурашов отчетливо представил: скажи в эту минуту что-либо против профессора, оба они вскочат верными телохранителями.
— Но, — мягко повторил Бутаков, — в то же время у нас возникают опасения. Я бы сказал, может быть, и преждевременные, что такой альянс, такой союз может породить по закону палки о двух концах и нежелательные явления. Отсутствие навыков, натренированности у тех, кто подходит к столь деликатной технике…
Окончания фразы Фурашов не расслышал, теплый парок щекотнул его ухо:
— Эк куда клонит! Резервирует, право… Понимаете, Алексей Васильевич? Начнутся испытания комплексов на местах, и чуть что — неполадки, затор, — не техника, мол, виновата, а военные — офицеры, солдаты: не умеют работать, эксплуатировать!
Дернулся, наклоняясь над столом, с какой-то удивившей всех веселостью возразил:
— Ничего, Борис Силыч, начнем вместе испытывать и учиться! А где, чья вина — техники ли, солдат ли, офицеров, — будем разбираться тщательно!
— Никаких возражений, никаких! — тотчас откликнулся Бутаков и театрально полуразвел руками перед собой: — Согласен по всем пунктам!
В перерыве Фурашов вышел в приемную. Пухленькая, со светлым клоком на голове секретарша дробно отстукивала на «Рейнметалле». Густоватый, застоявшийся запах духов и медового крема. Сюда же следом за Алексеем из кабинета хлынули другие. В приемной стало тесно. Доставали сигареты, чиркали спичками. Приглядевшийся Алексею парень в бобочке, продолжая еще начатый в кабинете разговор, громко говорил:
— Глубоко прав Борис Силыч. Утверждаю! С атомной бомбой и ракетами грядет революция! И не только в военном деле — в политике, во всех сферах… Да, да, утверждаю!