— А что это у тебя, деточка, лицо полосовано? Неужель обидел кто? Вижу, совсем давнишний след-то.
— Да… боевая рана — привычно отмахнулась я. Но под пристальным взглядом старушки, стушевалась.
— Не шути с этим, девонька. Будут у тебя еще и бои, и раны. Молодая совсем… не шути.
— В детстве напоролась на острый угол. Шустрая не в меру была. Вот и получилось… - попыталась оправдаться.
Эти глаза. Как будто видят ложь. Кажется, начинаю верить, и вправду знахарка.
— Напоролась? Дай-ка глянуть.
Я послушно подставила щеку, под сухие, старческие пальцы. Она осторожно ощупала шрам, зачем-то подула на него.
— Разберемся. Да вы кушайте, гляньте, сколько еще осталось.
Я уже представила, как на последнем издыхании впихиваю в себя очередной пирожок и умираю героической смертью, и мстительно подвинула тарелку с остатками выпечки к Антонову. Он пристально следил за моим маневром, вскинув левую бровь (здорово, я тоже так хочу!), что-то прикинул и встал.
— Ну что ж, дамы! Вы тут развлекайтесь, а я пойду, пройдусь. Надо ведь и о деле кому-то думать.
Вот гад! Смыться решил! Ну, уж нет! Я этого так не оставлю! И только я хотела возразить, как баба Дуня засуетилась:
— Конечно, иди, Антошенька! А мы пока тут. Не волнуйся, чем заняться найдем. Иди с Богом.
Не ясно отчего, но старушка наотрез отказывалась звать Антонова по имени и упорно звала Антошей. Его это страшно бесило, а мне оставалось последним утешением, в неравной борьбе. Я злорадно лыбилась вслед уходящему напарнику, ровно до тех пор, пока за ним не закрылась дверь. Потом мне стало ни до чего. Помощь, в уборке со стола, и мытья посуды, плавно перетекла в капитальную чистку избушки. Вымыть пол, удалить изо всех углов паутину и горы пыли. А затем, меня приобщили к сортировке засушенных с лета трав. В ботанике я не сильна, но, с горем пополам, все же отличала веточку зверобоя от кисточки горлянки. С интересом вдыхала душистый запах разнотравья и играла с котом, лениво ловящим сухой букетик.
— Шрам-то твой не ноет?
— Нет.
— Не зудит?
— Нет.
— А прикосновение к нему чувствуешь?
— Я чувствую, но, как будто, прикасаюсь к чему-то замлевшему, или как… знаете, когда наркоз вкалывают… приглушенные ощущения.
Она кивала головой, и снова начинала выпытывать. Я не противилась. Никакого дискомфорта от обсуждаемой темы, я давно не испытываю. А если человеку интересно, почему бы не удовлетворить его любопытство.
В этот момент вошел Антонов, впустив с улицы облачко морозного воздуха.
— Ну, что? Собирайся, пошли. А то, скоро стемнеет, ничего не увидим.
Покидать жарко натопленную избу совсем не хотелось, но придумать отговорку не получалось. В конце концов, чем быстрее выполним работу, тем быстрее окажемся дома.