– Выбор? Не знаю, Джо. Разве человек может выбирать, что ему чувствовать? – Оливия покачала головой, и кудряшки скользнули по ее щекам.
Джо хотелось спросить, почему она решила – выбрала – изменить прическу, но воздержался. Локоны выглядели симпатичными и игривыми. Возможно, они означали, что ее сердце начало оживать.
– На самом деле я не могу изменить того, что случилось. Здесь у меня нет выбора. Но я могу выбрать – идти по пути надежды, а не отчаяния.
– Я думаю, человек чувствует то, что чувствует, но, честное слово, я рада, если вы можете сделать такой выбор.
– Ищи во всем хорошее. Таков мой новый девиз, – отозвался Джо.
– В самом деле? – Глаза Оливии сузились от улыбки. – Означает ли это, что вы откажетесь от своей ковбойской шляпы в пользу цилиндра?
– В нем невозможно найти ничего хорошего. Он ни у кого не встречал такой милой улыбки, как у Оливии Шоу, и почувствовал, что стремительно движется по выбранному пути.
– Боюсь, это не так, если вам все еще требуются мои уроки.
– Поэтому я здесь.
Это было не все, но Джо не мог ей сказать, что пришел потому, что жаждал ее общества. Если бы он это сказал, она могла бы отшатнуться от их дружбы. А он стремился идти вперед. Сделать сильнее и глубже то, что их связывало. Сделать из этого то, что предвосхищали их поцелуи.
Не требовалось обладать даром предвидения, чтобы видеть, что им будет хорошо вместе. И дело было не только в поцелуях. Между ними возникла сердечная связь, о которой не говорил ни один из них, но которую чувствовали оба.
– Я все еще груб, как наждачная бумага, и буду благодарен всему, чему вы можете меня научить.
Она была бы рада, если бы ей удалось смягчить его острые углы. Хотя нельзя сказать, что ей хотелось убрать их совсем. В особенности привычку Джо подмигивать или то, как он носил свою ковбойскую шляпу, из-под полей которой лукаво поблескивали его глаза.
По правде сказать, Оливии нравилось его общество. И хотя она очень сожалела, что с ним случилось, крохотной каплей облегчения было то, что он не уедет в Америку. Почему бы это?
Если бы он быстро уехал домой, то избавил бы ее от боязни, что привязанность Виктора окрепнет настолько, что потом разобьет ему сердце. Потому что она не смогла бы объяснить маленькому мальчику, что он должен сделать выбор в пользу того, чтобы быть счастливым. Что ему нужно просто вытереть слезы и радоваться тому, что он вообще встретился с ковбоем. Оливия не смогла бы этого объяснить, потому что сама не видела в этом смысла.
Впрочем, чувствовать легкое головокружение от того, что барон Хейверсмир останется в Лондоне, тоже не имело смысла. И лучше бы ей не задумываться почему. Иначе что она могла бы обнаружить? Что, несмотря на страх отдать свое сердце мужчине, готова принять новый девиз?