На самом деле кожаная обувь была не так уж сложна и дорога. Типичный brògan представлял собой ботинок высотой до лодыжки или средины голени. Союзка[8] и берца были разрезаны вдоль, при надевании ногу как бы оборачивали кожаным лоскутом изнутри наружу и фиксировали завязками, крючками или клевантами, реже — на женских туфлях — пуговицами. Зачастую даже сапоги имели такой клапан и обматывались длинными шнурами по всей высоте голенища. Получалось удобно и даже немного стильно.
Проблема заключалась в подошве — она протаптывалась и протиралась насквозь на протяжении «предела», то есть расстояния, которое преодолевал за день курьер или небольшой отряд с хорошими сменными лошадьми[9]. Черт его знает, сколько это в километрах, соотнести было не с чем. Непогода и грязь сокращали срок службы, по меньшей мере, на треть. А правильным образом обработанная двойная-тройная подошва с подковками или гвоздями, как сказали бы в родном мире Елены, «выводила продукт в совершенно иную ценовую категорию», потому что на нее шла прочная козлиная кожа, но козлов на пустошах не водилось. Поэтому зачастую даже вполне состоятельные люди гремели кожаными туфлями на деревянной подошве. Делали их, надо сказать, весьма искусно, часто изготовляя подошву из двух половинок на шарнирчике.
Таким образом, хорошая обувь — не модельная одежда, не предмет роскоши, а просто ноские ботинки — стоили несколько полновесных серебряных монет и требовали строгого планирования бюджета на протяжении месяцев. Эту роскошь Лена себе позволить пока не могла. Матриса отлично понимала полную зависимость своего подмастерья и платила девушке не более трех грошей в день за работу, которая иначе стоила бы не менее шести.
Дальше, дальше.
Мимо чеканщика, который зубилом и крошечным молоточком выколачивал из листа тонкой жести gliocas — Лена не знала, как называются по-русски наконечники для шнурков.
Мимо швеи, что выставив щербатые от постоянного перекусывания нитей зубы, обметывала нитью отверстия под шнуровку в новой куртке-безрукавке, чтобы нити не расползались. Кольца-люверсы для сквозных отверстий были не в новинку, но в одежде применялись очень редко.
Мимо «барабанщика», который истошно орал «кручу-верчу, всех обчистить хочу!» и проповедника, который вещал о пользе мытья, демонстративно встряхивая полой своей достаточно чистой рясы. Несмотря на ранний час, он уже собрал небольшую аудиторию, которая внимала. Не сказать, чтобы почтительно, но, по крайней мере, с любопытством.
— И так, в чистоте душевной и телесной, покинете вы этот мир, дабы перейти в мир лучший! — закончил речь служитель культа.