Зенек никогда не интересовался детьми, на мальчика Галины в свое время едва взглянул. Однако дочурку Бронки он полюбил. Зенека тронуло, что судьба немилостива к девочке с самого рождения. Оставаясь наедине с племянницей, он причмокивал губами и протягивал ей палец, который она хватала своими пухленькими ручонками. Когда однажды Бронка дала ей шлепка, он сделался мрачнее грозовой тучи:
— За что бьешь ребенка? Чем он виноват? Разве он просился на свет?
Спустя некоторое время по деревне прошел слух, что Весек женился. Бронка плакала по ночам. Погибли все надежды. Старуха Уленская расхваливала людям невестку.
— Из города, — рассказывала она, — образованная… Из хорошей семьи.
Однажды ее остановил на дороге Зенек.
— Говорят, Весек женился? — спросил он, прикидываясь, что ничего не знает.
— Да, женился… — взглянула на него в замешательстве старуха.
— А что будет с ребенком?
— С каким еще ребенком?
— Как это «с каким»? С его ребенком. С тем, который родился у нашей Бронки.
— Ты что, спятил?
Она поспешила прочь. И прежде слышала она подобные разговоры, но не верила им, избегала как могла болтливых кумушек. Однако это похоже на правду, если об этом говорят сами Станкевичи. И этот придурок с жуткими глазами… От них только и жди неприятностей! И как раз теперь, когда Весека перевели на хорошую должность и он женился…
Откровенно говоря, невестка ей не очень понравилась. Она казалась избалованной, чересчур ученой: не нашла даже, о чем поговорить с родителями мужа, а может быть, и стыдилась их… Однако старуха не принимала это близко к сердцу. Главное, что Весек вышел в люди.
* * *
Однажды Зенек встретил на дороге Стаха Франчука. В мундире и военной фуражке, тот с трудом ковылял, опираясь на костыль. В первую минуту Зенек хотел было обогнать его, но потом раздумал и, поравнявшись с ним, остановился. Однако тот прошел мимо, сделав вид, что не заметил его.
— Знакомых не узнаешь?
Стах остановился и неуверенно взглянул на него.
— Не узнал? Это же я, Станкевич. Зенек…
— Узнал. Конечно, узнал. Не очень-то ты изменился. Как живешь? — Стах говорил тихим, усталым голосом.
Зенек увидел вблизи его серое, усталое лицо и почувствовал жалость. Он молча рассматривал Франчука. Тот тоже стоял молча, навалившись всем телом на костыль.
— Тяжело? — заговорил первым Станкевич, показывая взглядом на ноги. Стах глянул на Зенека подозрительно, но в его голосе не было издевки.
— Тяжело, — признался Стах. — Чертовски тяжело.
— А я уже успел привыкнуть. Для тебя же это только начало… Как дома?
— Бабы ревут. Ужас! Лучше бы меня совсем укокошили.