Однажды, когда Зенек был дома один, пришел Матеуш. Как обычно, при виде чужого человека парень слегка съежился и, пожав гостю руку, сразу же присел на скамейку.
— Что-то не видно тебя вовсе, Зенек. Почему ты нигде не показываешься?
— Как будто не знаете почему… — Зенек беспомощно глянул на свою негнущуюся ногу.
— А, вот ты о чем… — Матеуш посмотрел на его ногу. — При чем же тут нога? Если будешь все время сидеть, то захромаешь на обе ноги. Надо ходить, как можно больше ходить, несмотря на боль. Привыкнешь и будешь ходить не хуже, чем другие. Помнишь того деда, что пару лет назад жил в деревне?
— Робаковского? Конечно, помню… Хромой он был, как и я.
— А видел, как он ходил? Весь район обошел пешком. А ведь он старик был. А ты молодой парень, здоровый, только вот нога…
— Вы думаете, Матеуш, что я мог бы ходить?
— Даже танцевать. Надо только не сдаваться.
— Вы правда так думаете?
Зенек загорелся этой идеей и начал внушать себе, что сможет ходить, как другие. Что заменит отца в хозяйстве, что не будет зависеть от сестер. Ежедневно он подолгу гулял, ходил далеко, насколько хватало сил, однажды даже дошел до моста фабричной узкоколейки. Пробирался через глубокие сугробы снега, падал. Пот заливал глаза и противными струйками стекал по спине. Однако Зенек упрямо вставал и брел через снежные завалы, скользил на голом льду и все шел, шел.
Дома заметили его прогулки. Сестры начали издеваться над ним, спрашивали его, ухмыляясь: где это он нашел себе зазнобу? К кому он так упорно ходит? Не иначе как к Зузьке (Зузька, придурковатая старая дева, жила в соседнем имении).
Он терпеливо сносил насмешки, но однажды не сдержался: подошел к Бронке и ударил ее по лицу так, что она отлетела к печке.
— Сука… — выдохнул он из сдавленного спазмой горла.
Набросились на него все, даже мать: заверещали, как сороки, царапали ногтями, били.
— Придурок… хромоногий… кривой… На родную сестру руку поднял…
Он поднялся, держась за стенку, и бросился на кухню. Схватил кочергу:
— Не подходите! — Его черные глаза смотрели так враждебно, что преследователи в растерянности остановились.
— Быстро за отцом! Бегите за отцом! Он, должно быть, окончательно спятил! Его необходимо отвезти в Абрамовице!
Но отец неожиданно для всех встал на сторону сына:
— Хватит! Не троньте его!
А когда одна из сестер попробовала протестовать, крикнул:
— Довольно! Пока что я здесь хозяин! Зенек живет у меня! Если кому-нибудь из вас это не нравится, то марш со двора!
Прошла зима.
Зенек продолжал свои прогулки. Старик, глядя на него, всем сердцем переживал, жалел, что пропадает такой парень. Сестры только шептались по углам. Ни одна из них не отважилась теперь выступить против него. Только мать отчаянно ругалась при каждом удобном случае, и Станкевич порой вынужден был отступить. Однако и она сразу же затихала, когда старика охватывала ярость. В такие минуты он становился опасным, и Зенек старался быть рядом. Он боялся, что старик в минуту гнева сделает что-нибудь такое, что лишит его, Зенека, отцовской опеки. Он упирался своей негнущейся ногой в пол и внимательно следил за всеми движениями отца, чтобы при необходимости вовремя удержать его. Он был достаточно силен для этого.