Заведующий сидел как на раскаленных углях, стараясь угадать, с чем пришли незваные гости. Те молчали, спокойно слушали доносившееся из столовой пение.
Когда ужин кончился и в коридорах здания зазвучали шаги, они попросили заведующего позвать Сабину Низиолек.
Она спустилась по лестнице, напевая мелодию последней песни, и у порога застыла как вкопанная. Заведующий посмотрел на нее испытующе. Один из гостей движением руки пригласил ее войти и попросил заведующего оставить их одних.
На следующий день Сабина не явилась на уроки. Не пришла она и на другой день.
Во время ужина заведующий тихим, срывающимся голосом сообщил своим подопечным, что их соученица арестована: он не знает — за что, однако просит, чтобы все сохраняли спокойствие и ради бога бросили заниматься всем, что не связано с учебой. Слишком много жертв.
Заведующий тяжело уселся за стол, подпер голову руками и задумался. Но мелодия песни вернула его к действительности.
Маршем подпольным среди зарева пожаров
Идем водрузить новые знамена.
Кто жив, кто в сердце вольность сохранил —
Вперед с нами служить Польше!
За несколько дней до выборов выпал обильный снег. Завалило дороги, даже шоссе. Люди, как когда-то, выходили расчищать завалы, как и раньше, руководил ими неутомимый, слегка подвыпивший Норчинский.
Деятельность банд почти прекратилась. Войска, которые прежде обшаривали местность наугад, теперь действовали необычайно успешно. Лесные банды разбивались на мелкие группы и оседали по деревням, у сочувствующих им людей. Ходили слухи, что в их деревне скрываются несколько человек из банды Гусара, шепотом называли даже их фамилии, но большинство в это не верило.
Вечерами, как обычно, соседи собирались поболтать, как всегда, жаловались на высокие налоги, иногда читали «Газету людову»[13] и «Глос люду»[14] и сравнивали сообщения.
Снова начал появляться на людях Матеуш. Он очень изменился, полысел и поседел, прибавилось морщин на лице. Матеуш выслушивал жалобы, читал вместе с людьми газеты, однако в дискуссии не вступал. Но однажды у Станкевичей, прочитав в «Глосе люду», что Миколайчик стал духовным вождем лавочников, «крестьян с Маршалковской»[15] и политических спекулянтов, Матеуш печально покачал головой и сказал скорее себе, чем другим:
— Да-да, они правы…
Часто Матеуш задумывался: какую ошибку допустил он в обращении с людьми, что потерял свой авторитет и остался в одиночестве? Ведь перед войной и в период оккупации его слово много значило в деревне, а с Бронеком Боровцем никто особо не считался: он казался фантазером, мечтателем, и Матеуш не принимал его всерьез.