После той памятной ночи Зенек постоянно думал о Матеуше. Были дни, когда хотел пойти к нему и попросить принять его к себе в отряд, дать оружие: для стрельбы ведь ноги не нужны, достаточно рук и хорошего глаза… Но когда, уже собравшись, он ковылял через избу, решимость покидала его. Снова посмотрят с жалостью на его искалеченную ногу…
Поговорить им удалось только осенью — на свадьбе у Иренки. Сначала Зенек не хотел идти, хотя пригласили их всех. Они пришли вдвоем. Франчук поцеловал руку матери, обменялся рукопожатием с отцом и Зенеком и, прокашлявшись, объявил, с чем пришел. Иренка крутила в пальцах бахрому платка и не поднимала глаз от пола.
Зенек сидел неподвижно, прислонившись к стене. Он был бледен, так и не произнес ни единого слова. Отец и мать пообещали молодым, что придут обязательно.
Потом поговорили о том о сем, как требовал обычай, и они ушли — впереди разрумянившаяся, как пион, Иренка, а за ней плечистый, коренастый, багроволицый Стах.
Дрожащими пальцами Зенек свертывал самокрутку, не слушая, о чем говорят в избе. А говорили, как обычно в таких случаях, о приданом, о свадьбе, о том, что старому Бенясу придется раскошелиться, но средств у него хватит — не бедняк.
— Пойдешь? — спросила Бронка, которая относилась к нему лучше других сестер.
Он очнулся от дум:
— Куда?
— На Иренкину свадьбу.
В избе стало тихо. Все напряженно смотрели на него, даже отец. Он оглядел обращенные к нему лица.
— Конечно, пойду. Почему же не пойти? Хотя танцор из меня неважный… — попробовал пошутить он.
И пошел. В костеле стоял прямо, слушал, как под сводами эхом отдавались слова ксендза и молодых:
— Я, Станислав, беру себе тебя, Ирена…
А потом:
— Я, Ирена…
У него потемнело в глазах, загудело в ушах.
— …и что не оставлю тебя до самой смерти…
Затем они поцеловались. До конца церемонии Зенек почти ничего не видел и не слышал. Как во сне, он поцеловал Ирене руку, прикоснулся губами к щеке Стаха.
А потом пил — пил много, как никогда раньше. Пил, и водка ударяла ему в голову… Он смотрел на беседовавших гостей, на улыбающиеся, жующие рты, наливал самогон и снова пил. Стах уже тогда гнал самогон. Для своей свадьбы приготовил его, кажется, две бочки.
В другой комнате, как тысяча чертей, ревел оркестр, и те, кто был помоложе и побойчее, пошли танцевать. Все закружилось, затопали десятки ног.
— Здравия и согласия!.. — кричали. — Горько!
Стах неловко целовал Иренку в губы. Зенек наливал себе стакан за стаканом. На минутку около него присела Галина:
— Не хлещи так. Свалишься — тогда стыда не оберешься.
Он даже не взглянул на нее и, видимо, не услышал. Галина наконец оставила его в покое и пошла танцевать с каким-то парнем. Она была старше Зенека и уже в годах. Недурна собой и работящая, а вот замуж выйти почему-то не удалось. Галина не признавалась, что мечтала выйти замуж, но каждого парня жадно провожала глазами.