— Как будто в Древенной… Не приведи, господи! Деревня большая, застроена тесно, как и у нас… От мора, голода, пожара и войны, — прошептал он с тревогой и вышел на дорогу.
Беспокоило его еще кое-что. С некоторых пор его стало тревожить, что сын куда-то уходит по ночам, а когда возвращается, бросается измученный на кровать и лежит целыми часами, не отвечая на зов, отказываясь от еды. Зенек никогда не был разговорчивым, но с отцом иногда перебрасывался парой слов. Однако после таких ночей он не замечал никого, лежал, уставив взгляд в потолок и, по-видимому, сильно страдал. Людвик не приставал к нему с расспросами. У парня какие-то свои проблемы, о которых он не хочет говорить. Пусть не говорит. Но иногда его так и подмывало кое о чем спросить сына. Сегодня его снова нет.
Станкевич немного постоял на дороге, затем махнул рукой и вернулся во двор. Как раз в это время из хлева вышла жена:
— Горит где-то…
— Не слепой, вижу, — буркнул он и направился в хату.
Жена шла за ним.
— А Зенека сегодня ночью опять не было.
— Ну и что?
— Где он таскается? Пристрелят еще.
Он не отозвался, тяжело опустился на стул возле окна, глядя на заросли лозняка на берегу Вепша. Почему всегда, видя зарево, старуха вспоминает о Зенеке?
Станкевич не спеша сворачивал узловатыми пальцами цигарку, изредка поглядывая на жену. Та суетилась на кухне, гремела ухватом, передвигая тяжелые чугуны с кормом для свиней, наконец пододвинула их к огню и украдкой взглянула на мужа. Довольно долго они смотрели друг на друга, не говоря ни слова, потом отвели глаза: она к чугунам, он на прибрежные кусты лозы.
Перед Зенеком замаячил высокий силуэт мельницы, стоявшей у шоссе. Теперь он был почти дома: еще немного через поле, потом перейти шоссе — и он в деревне. Сначала нужно зайти к Александеру и доложить ему. Зенек остановился на минуту и снова глянул в сторону Древенной. Дымные султаны вроде бы немного уменьшились. «Затухает», — подумал он и вышел на шоссе. Пройдя по нему немного, Зенек свернул, потом двинулся вдоль заборов, стараясь быть как можно дальше от любопытных людских глаз. Около дома Александера кто-то окликнул его по имени, и он оглянулся: у калитки стоял Матеуш, рядом с ним — Александер.
— Доброе утро… — проговорил Зенек.
— Заходи в хату.
Они сели у окна вокруг стола. Жена Матеуша, накинув теплый платок, вышла из дома.
— Рассказывай! — приказал Матеуш, внимательно вглядываясь в лицо парня. — Рассказывай! — нетерпеливо повторил он.
Зенек рассказал, не скрывая подробностей.
Братья сидели насупившись. По выражению их лиц трудно было понять, довольны они им или нет. Как-то машинально Зенек заговорил о том, что мучило его. Братья внимательно слушали, однако по-прежнему молчали. Это вывело Зенека из себя, он повысил голос.