— Эх, парень, — вздохнул отец, — не думай сейчас об этом. Теперь тебе надо сил набираться. Неизвестно, когда эта война кончится. Говорили, весной, а вот весна пришла — и ничего. Теперь болтают — зимой. В России зимы крутые, поговаривают, что немец там не выдержит. А кто может знать?..
Снова застучал молоток по косе. Станкевич отбивал ее не спеша, аккуратно.
Зенек подставил лицо солнцу и несмело улыбнулся, потом взглянул в сторону реки. Ее заслоняли деревья, но он представлял себе, как она сейчас выглядит: ленивая, но местами образующая крутые водовороты.
С того дня он все чаще выходил из дому, опираясь на палку, обходил вокруг хаты, иногда ковылял за калитку, раскланивался с прохожими, которые теперь смотрели на него по-иному. Вся деревня знала, как он сражался в Друче. Многие подходили к нему, чтобы справиться о здоровье.
Однажды Зенек узнал, что Ирена родила сына. И странное дело: его это мало тронуло. Родила? Ну и что? Пусть теперь растит на здоровье. Все чаще он ловил себя на том, что думает о Хельке. Временами его неудержимо влекло к ней, а иногда возвращалась злость, и тогда он про себя ругал ее последними словами и клялся, что ноги его не будет у нее в доме. Потом опять накатывала тоска, и все повторялось.
Иногда он подумывал, не поделиться ли своими сомнениями с Генеком, но он не был уверен, что тот поймет его и не высмеет. Генек был хорошим парнем и настоящим другом, столько было с ним переговорено и, казалось, обо всем — но только не об этом. Зенек не решался во всем признаться другу.
Когда Зенек почувствовал, что силы возвратились к нему, он пошел к реке, уселся на своем обычном месте и долго смотрел, как у самых его ног бурлит вода. Но теперь он глядел на реку как-то иначе, чем прежде, без чувства горечи. Он думал о своем несчастье, о ранении, о награде и звании капрала. Ему даже подумалось, что вот если бы его еще раза три ранило, то, может быть, он дослужился бы и до подпоручника, как Александер. Хотя Александер уже и сейчас подпоручник. И крест ему дали. Матеушу тоже. Всего шесть человек удостоились креста, и все из их деревни. Ничего не скажешь: боевая деревня! Не только на гулянках да по праздникам…
Беседуя так, по своему обыкновению, с речными струями, он вдруг подумал, что если бы не война, так и остался бы он убогим, вызывающим, может быть, жалость, но никак не уважение, — словом, последним человеком на селе. А теперь? О-го-го! Он капрал Брузда, кавалер боевого ордена! Это вам не фунт изюму! Уж теперь ему не придется пасти сестриных коров. Да, когда кончится война… Стоп, стоп! Вот именно: а что же с ним будет, когда война кончится?