В деревне поговаривали, что уж этим летом немцам наверняка придет конец, предсказывали решающее наступление русских, как только дороги станут проезжими. Кто-то принес известие, что вместе с русскими наступает и польская армия. Одни верили, другие с сомнением покачивали головой.
Если все, о чем говорили люди, было правдой, то близок конец и его боевой жизни, думал Зенек. Эта жизнь не была пустой и бесцельной. Но что потом?
Он лежал, менял бинты и думал, думал…
Наладив плуг, Станкевич выехал пахать поле под картофель. Поднялся и Зенек, бесцельно слонялся по дому, выходил на дорогу и с завистью смотрел на копошащихся в полях соседей. Он видел, как, спотыкаясь на своих кривых ногах, босой, с закатанными штанинами, шел за плугом Тымек Сорока, покрикивая на лошадей. Дойдя до края поля над рекой, он поворачивал плуг и, отерев рукавом пот со лба, снова врезал лемех в жирную, влажную землю.
Зенек тихонько побрел к нему. Они присели на опрокинутом плуге, закурили, сплевывая под ноги, обменивались скупыми фразами о земле и пахоте, о погоде, о войне, о своих стариках и Матеуше.
— Ну, Зенек, хочешь не хочешь, а работать надо! До вечера я должен здесь управиться, а завтра с утра начну пахать на Ольховце под картошку.
Оба тяжело поднялись. Зенек почувствовал, как что-то больно кольнуло в сердце: у всех дела, все куда-то спешат, только он один слоняется без дела. С ним и разговаривают-то словно одолжение делают. Да и о чем с ним говорить?
Он поковылял к реке, держась за ветви верб, склонившихся над самой водой, долго глядел на стремительно катившиеся вешние воды. Давно он здесь не был!
Зенек стоял на берегу до тех пор, пока не почувствовал, что ноги его коченеют. Тогда он вернулся домой.
В мае жители деревни впервые услышали далекие глухие удары орудий. Сомнений быть не могло: фронт приближался. Немцы сгоняли мужчин из деревень копать окопы и противотанковые рвы, поэтому все, кто помоложе, не ночевали дома и не показывались на полях. Охранники стали проверять пропуска при входе на территорию фабрики, при каждом удобном случае пускали в ход кулаки. Кое-кого забрали в гестапо.
* * *
Однажды вечером к Хелене пришел Кароль.
— Капут, Хелька!
— Кому капут?
— Как кому? Гитлеру!
— Ну и что ты теперь думаешь делать?
— Еще не решил, но думаю, время драпать.
— Правильно. Лучше всего к партизанам. К пепеэровцам. Я поговорю с Матеушем.
— А примут меня?
— Посмотрим.
Вскоре отряд, которым командовал Сук, пополнился еще одним бойцом. Вначале ему пришлось туго: товарищи дразнили его фрицем и адольфом. Потом оставили в покое. Кароль оказался боевым парнем, а поскольку он знал немецкий, то в отряде ему быстро нашлось дело.