— Спокойной ночи, Зенек. При случае стоит обо всем этом поговорить. Ты, наверно, слышал, что солдаты ищут оружие по деревням? У кого найдут, того арестовывают. Пожалел бы отца!
— У меня не найдут.
— Ты очень самоуверен. Они умеют искать.
— А я — прятать. Спокойной ночи!
* * *
Зенек впервые поехал к Хельке в Люблин. Она снимала комнату на улице Венявского. Комната была уютная. Зенек робко сидел на краешке стула и смотрел на хлопочущую Хельку. Она казалась ему не такой, как в деревне, лучше. Хелька доставала из буфета всякую снедь, расставляла ее на столе, и по ее лицу было видно, что она рада приезду его и даже взволнована. Она выбежала из дома и вернулась с бутылкой водки.
— Не уедешь сегодня? Ладно? — спросила она.
— Если не выгонишь меня…
— Глупый!
Они ели и пили. Зенек впервые в жизни слушал радио. Внимательно прослушали фронтовую сводку, поговорили немного об этом. Потом зазвучала музыка. На Зенека напала какая-то странная грусть, и он почувствовал необходимость поделиться с Хелькой своими сомнениями. Он рассказал, что не явился в милицию, что прячет в доме оружие, что к нему приходил Бенек, предлагал вступить в лесной отряд… Жаловался, что не может понять многое происходящее вокруг.
— Что же это получается, Хеля? До войны Матеуш и многие другие требовали земельной реформы. Теперь пепеэровцы проводят реформу, а в них стреляют… Как же так? Ничего не понимаю! При немцах, когда Сук проходил через деревню, мы не разрешили его людям даже задержаться в ней — таков был приказ свыше. А теперь Сук занимает высокий пост, а Матеуш стал старостой, — выходит, тоже власть? Нет, что-то здесь не так! Либо я сошел с ума, либо мир перевернулся вверх тормашками! Ты что-нибудь понимаешь в этом, Хеля?
— Понимаю.
— Понимаешь? — Он присел на кровать, рассматривая в полумраке девушку. — Тогда скажи, что происходит.
— Скажу. — Она лениво потянулась, обняла его за шею. — Лучше не принимать все это близко к сердцу. Политика как баба — никогда не знаешь, с кем она пойдет в кровать, никогда не знаешь, что ей нужно. Перестань об этом думать, живи так, чтобы тебе себя не в чем было упрекнуть, а на остальное плюй. Понятно?
— Не очень, — честно признался он. Он не знал, говорит ли Хелька серьезно или подтрунивает над ним.
— Поменьше думай, Зенек! Все равно ничего не изменишь.
Когда утром он проснулся, Хельки рядом уже не было. Он прождал ее около часа.
— Где ты была?
— В городе. Были кое-какие дела.
— Какие же? Чем ты, собственно говоря, занимаешься?
— Тем, чем и раньше, торгую. Пока ничему другому не научилась. Когда все немного успокоится, закончится война, открою свой магазин, может быть, здесь, а может быть, у нас в Силезии. Тогда я приглашу тебя к себе.