— Неси! Скажи Хакиму-бабаю — Загит-агай вам прислал. Передай бабаю привет и уважение Загита.
Аптрахим схватил сверток и, не прощаясь, выбежал на улицу — сперва загремела дверь, потом бухнула калитка.
Сайдеямал резко шевельнулась на нарах, проворчала гневно:
— И зря ты, кызыкай, так раздобрилась… Сама же голодать станешь. Мне-то, старой, что! Все равно одной ногой в могиле стою. Тебе работать надо.
— Ты же всегда поучала, что человек со своей судьбою не расстается. Значит, что суждено, то и сбудется!.. Как можно отпустить с пустыми руками малая, верующего в доброту старшего брата Загита?
Поставив на скатерку кипящий самовар, Гульямал разделила оставшийся хлеб на семь частей: она и себя убедила, что через неделю в аул придет из кантона обоз с мукою… Разделила кусок на две равные части, одну сама взяла, другую протянула старухе.
— Бисмилла! — учтиво наклонила голову Сайдеямал. — Я дома круглые сутки дремлю. Обойдусь и без хлеба.
— Да разве я лишнего даю?
— Ты с дороги!
— Ладно, не торгуйся.
Молча они глотали настой ягод малины, маленькими кусочками клали хлеб в рот, собирали с ладони и со скатерти все крошки.
Вдруг старуха отодвинула чашку, расплескав светло-коричневый навар, всплеснула руками, заплакала и засмеялась одновременно.
— Ах я полоумная! Совсем памяти лишилась!.. Письмо же принесли от Хисматуллы! — И вынула из-за пазухи смятый конверт.
Гульямал тоже разрыдалась, трижды поцеловав конверт, громко, ликующе расхохоталась, закружилась по горнице, словно танцуя, из ее запавших, окруженных черными глубокими морщинами глаз хлынул чудодейственный свет любви.
— Послание от Хисматуллы-кайнеша!.. О-о-о!.. Собственноручное письмо! Ха-ха!
Она присела у очага, но в полутьме читать было трудно, и Гульямал зажгла лучину, впилась в строчки глазами.
— Читай вслух, а не про себя, — попросила старуха. — Не тебе же одной написано, а всему семейству.
— Сейчас, кайне, не торопи меня, горло перехватило…
Гульямал боялась, что письмо написано санитаром госпиталя или красноармейцем похоронной команды, но, увидев почерк Хисматуллы, успокоилась и начала читать размеренно:
— «Дорогая эсэй! Шлю Вам горячий привет, высокий, как Уральские горы. Желаю Вам здоровья и долгой жизни. Очень я соскучился по тебе, эсэй, и по Гульямал-енгей! Не горюй обо мне, — я жив и здоров. День моего возвращения в родной дом близок. Как только освободим Сибирь от банд Колчака, так и вернемся все в свою Башкирию.
Как Вы поживаете? Наверное, мучаетесь? Долго терпели, потерпите еще немного. Где Гульямал-енгей? Слышал, что она служит в Красной Армии сестрою милосердия. Если Вам, эсэй, известен ее адрес, то напишите ей, что я ее помню, что теперь, после разлуки, я понял, что дороже ее у меня никого нет на белом свете. Она единст-вен-ная-ааа!..»