— Распустить джигитов. С разбойниками обязана бороться милиция. Наш отряд создан для борьбы с большевиками, за автономию Башкортостана.
— Хисматулла, он свирепый большевик! — взвизгнул мулла. — И кому нужен независимый Башкортостан, если среди бела дня грабят моего атая?
— Да чего с ним припираться? — Шахагали вытащил наган. — Он тоже большевик! Ну, ни с места! — Ловко обойдя остолбеневшего Кулсубая, он взял из-под подушки его браунинг.
Кулсубай не ждал от него такой прыти. Чтобы оттянуть время, он сказал рассудительно:
— Хисматулла башкирский джигит. А я кровь башкир проливать не буду.
— Был он башкирской веры, а теперь принял большевистскую! — веско сказал мулла.
— Скажи, служитель бога, а убить человека грешно?
— Если он отрекся от веры своих предков, то не грешно! Убийцу отступника вознаградит искупление грехов.
— А как ты, служитель бога, объяснишь джигитам мою смерть? — И Кулсубай выразительно показал на пляшущий в руке Шахагали наган.
— Это наше дело, а не твое! — крикнул Шахагали.
«Не джигиты вы, а краснобаи! — подумал Кулсубай и приободрился. — В таких случаях надо сразу стрелять, а не разговаривать! Боитесь меня!» И, резко метнувшись в сторону, выбил из руки Шахагали наган, а муллу пнул в живот сапогом. Упавший на половицы наган выстрелил от сотрясения, к счастью, пуля попала в окно — брызнули осколки стекла.
Из кухни вбежали адъютант и дежурный, выхватили сабли, заслонили командира.
Путаясь в халате, мулла с трудом поднялся, завопил, тряся тощей бороденкой:
— Даром это вам не пройдет! В Оренбурге обо всем узнают! Самоуправство! А еще мусульманами считаетесь! Черные вы сердца, продавшие веру! Да обрушится на вас страшная кара!..
Шахагали угрюмо молчал, потирая ушибленную руку.
Кулсубай понял, что братья изрядно перетрусили, и приказал адъютанту и дежурному:
— Отпустите их! Пошли к джигитам!
На улице их окружили взбудораженные, громко, возбужденно переговаривавшиеся солдаты, держащие за поводья оседланных коней.
— Что случилось, эфенде?
— Кто побил муллу?
— Почему нас подняли по тревоге?
Шаяхмет с жалобным видом держал в руках чалму, как полотенце.
— Муллу никто не трогал и не тронет! — Кулсубай уже овладел собою, говорил уверенно, зычно. — Но мулла и его братец Шахагали-агай подняли тревогу, потому что воры залезли в амбар их атая! Я им сказал вразумительно: «Зовите милиционера!» Мы должны бороться за башкирскую автономию, а не метаться из деревни в деревню по указке муллы и его атая! Пусть они сами о себе заботятся. У меня есть хозяин в Оренбурге, в Караван-сарае. Его приказ выполню. А если я вам, джигиты, не нравлюсь, то идите с Шаяхметом-муллою. Никого удерживать не буду. В Красной Армии вот, говорят, командиров выбирают на общем собрании.