— Сладкая, косым глаза вправлять… Это кто с нами, Юрий?
— Юрий, здорово!.. Работничек подрос!
— Работничек — из чашки ложкой, — отвечал Юрий Иванович.
Его по-свойски хлопали по плечу:
— Такой нос про праздник рос, а ты его в будни носишь.
— Г-гы, — отвечал он сконфуженно.
Тогда, в детстве, Юрий Иванович дивился: что объединяет в одном потоке известных на улице матерщинников и выпивох, самых бросовых хозяев, способных зимой пустить на дрова забор, и уважаемых, работящих людей?.. Какая сила гонит их к деповской, к заводской проходной?
Его ум искал какую-то пружину в этом механизме утренней общности. Возвращался с работы дед. Внук тянул за рукав спецовки, тот кряхтел, поворачивался — освобождался от тесной одежды. Умытый, сидел в нательной рубахе на диване, благодушный, медлительный, полный сознания своей значимости.
— Дедушка, что вы в депо-то делаете? — спрашивал Юрий Иванович.
— Работаем, милый сын, — отвечал дед.
Постукивая просевшими досками тротуара, выходили на дорогу, по старинке называемую трактом. Здесь разделялись — заводские уходили по тракту в глубь Уваровска, там уж прогудело, просипело, — лучше сказать, такой хриплый и шипящий голос был у заводского гудка, его слышали за прудом в Черемисках. Деповские сворачивали влево по тракту. Оставляли сбоку «гору», черный от сосен холм кладбища. Далее тракт шел по заполькам. Впереди живо поигрывали огни станционного поселка.
Там после подключения к магистрали новой ветки, после расширения локомотивного депо поставили мужскую и женскую школы. Они стояли в утоптанном вольном дворе. Ограда из прутьев, заостренных под кузнечным молотом. На уроках школьники слышали паровозные свистки, лязгающие удары автосцепки. За зданием железнодорожной амбулатории вспухал клуб паровозного дыма, ветром его протягивало через кроны деревьев. Тогдашний Уваровск был беден: ремонтный заводишко, элеватор, мелькомбинат, артель инвалидов, артель «Красная швея». Между тем железной дороге было под силу опекать две свои школы. Учились в тесноте, в две и в три смены, но в тепле. Вовремя завезен уголь, из окон не дуло, парты выкрашены. Директоров железнодорожных школ районное начальство звало по имени-отчеству, учителя держались десятилетиями, они жили в казенных квартирах, им завозили дрова, уголь, картошку и капусту из подсобного хозяйства, они получали годовые железнодорожные билеты во все концы Союза.
С тропинки, огибающей деповский забор, Юрий Иванович всякий раз взглядывал на школы, черные, тяжелые, лежащие в снегу, будто баржи. Они тихи, освещены лишь вестибюли, там пусты крючки раздевалок и белеют жестяные, для питья, бачки, с воронками, откуда змейкой высовываются бронзовые трубочки.