— Чё ты делаешь? — доносится чей-то крик. — Прекрати!
Голос срывается, я кашляю.
Это я кричал?
— Её кх… — Отец Николай захлёбывается не то словами, не то кровью, и, будто испуганный малыш, прикрывает голову руками. Диана ударяет ещё сильнее — так, что тяжёлый крест взлетает, дёргается на цепочке и с силой хлопает по рясе.
— Прекрати! — ору я Диане.
От ужаса у меня кровь приливает к затылку. Сердце лупит в рёбра, и ноги тяжелеют, слабеют, плывут — кажется, я иду сквозь воду.
Господи, да я живу сквозь воду.
Шаг.
Второй.
НЕ УСПЕВАЮ.
— Покайся! — Диана промахивается и едва не падает. Это разъяряет её ещё сильнее.
— ДИАНА! ПРЕКРАТИ!
— Ог… она боялась… — натужно, через боль давит слова отец Николай, но ему отчаянно не хватает воздуха, — кх… преследовали… ктхм…
— Покайся! — Диана не обращает внимания и бьёт вновь, яростнее, злее, и что-то страшно хрустит у него в горле. — Покайся, сука двуличная!
Я дотягиваюсь до Дианы и с невероятным трудом тащу в сторону. Она визжит «ПОКАЙСЯ», но отец Николай уже не двигается, и меня придавливает страхом: словно огромная жаба наваливается на затылок и прижимает к земле.
— Не подходи! — кричу я Диане и отталкиваю, когда она приближается снова, мигая безумными углями глаз. — НЕ ПОДХОДИ!
Мой голос даёт петуха.
Диана пятится, спотыкается и с грохотом падает на пол.
По телу отца Николая пробегает судорога, из разбитых губ с пеной вырывается влажный хрип:
— О-она-а…
Светло-карие глаза отца Николая едва не закатываются, но он не даёт себе потерять сознание. Взгляд на миг фокусируется, мечется по сторонам и останавливается на мне.
— Б-боялась… она…
Глаза закатываются вновь. Слабо подрагивает борода, которая слиплась комьями от крови. По изуродованному лицу, изуродованному страшно, как если бы его жалили десятки пчёл, скользят багровые тени. Гудит ветер за окном.
— Тв-воего отца-а-а…
Голос переходит в хрип, в сипение, глаза вздрагивают ещё раз и уже не двигаются. Из недр маски, кровоточащей, одутловатой, с синюшными и чёрными переливами, смотрят белые бельма.
Я машинально отступаю, едва не спотыкаюсь и с трудом ловлю ускользающую стену.
Пол наклоняется, ведёт в сторону, подкашивает, опрокидывает.
Закат. Тело. Снова закат.
Кровь.
Солнце.
Будто чудовищная сила закручивает меня в гигантском красном колесе.
Конец Книги II.