Диана, сидя на матрасе, перебирает пальцами струны — без мелодии, без мысли, будто гладит котёнка. Усилка не хватает: «котёнок» мяучит плоско и гнусаво, и одинокие ноты умирают с призрачным эхом.
— Чё из этого обеззараживающее? — Я показываю на лекарства, и недомузыка стихает.
— Моё дыхание, ха-ха… — В поле зрения появляется рука Дианы и вытаскивает из горки «Хлоргексидин». — Кажется, это.
Бутылочка дрожит, как в лихорадке. То есть, Диана ПОРЕЗАЛА меня и ВОЛНУЕТСЯ больше меня?
Я смачиваю прилипшую ткань раствором. Поначалу рану слегка пощипывает, но уже через пару секунд от жгучей боли перешибает дыхание и темнеет в глазах.
Ух-х-х…
Диана сращивает ноты в тёмный, порыкивающий гитарный грув и замуровывает комнатку стенами звука. Поверх их стекает голос: чистый, холодный, как ручей в скалах:
И лампа не горит.
И врут календари.
И, если ты хоть что-то мне хотел сказать…
То уж скажи.
Она специально?
Вся ситуация какая-то идиотская. Я искал Диану, будто средневековый рыцарь — Грааль, а теперь… теперь-то что?
Вспомнив о дыхании, я беру чистый бинт и кладу отмякший кусок балахона в карман. А куда ещё?
— Ты здесь живёшь? То есть, видно, но…
Диана нервно хихикает.
— Нравится? Дёшево, блядь, и сердито.
Меня прямо-таки корёжит от её мата.
— Н-нравится? — неуверенно повторяет Диана, и гитара стихает.
— Да, наверное.
Я выливаю полбутылки хлоргексидина на открытую рану и стискиваю зубы.
О, да.
Б-бодрит.
Диана кивает пару раз и выщипывает из гитары что-то средневековое. Взгляд её затуманивается.
Я вытаскиваю из горки лекарств детский пластырь (рыбки, крабики, лягушата и даже мышка на автомобиле), раздираю упаковку, отлепляю бумажки от клеящей поверхности.
— Веро… Твоя мама…
Диана не реагирует, — не расслышала? — молча отставляет гитару и гремит чем-то в углу, пока я нарезаю пластырь тонкими полосками.
— Сисечку? — Раздаётся «чпок», и по комнате проходит ягодный аромат. — Предложила бы ещё что-нибудь, но, как говорится, ни говна, ни ложки.
Я мотаю головой, и Диана неловко отпивает из розовой полторашки. Давится. Кашляет.
— Такое малинное. То есть, малиновое. Точно не будешь?
Она отпивает снова — большими жадными глотками, будто это вода, будто Диану мучает столетняя жажда.
— В последний раз, когда мы пробовали че-то алкогольное, нас с тобой едва не загребли. Так что нет, не пью.
— Артур Арсеньев: «Ничего, кроме „Корвалола“»!
— Ха-ха. А твой диабет?..
— По-прежнему со мной. — Диана глупо хихикает. — На последней диспансеризации одна бурятка, которую непонятно каким хуем занесло на наши широты, сказала, мне надо жрать соль, блядь, с пониженным содержанием соли, потому как у меня давление, и сахар, блядь, с пониженным содержанием сахара, потому как у меня… — Диана разводит руками. — Ди-а-бет.