— Передай Валентосу, — шепчу я и киваю на первую парту.
Симонова встряхивает русые волосы и забирает мою записку.
— А, очередной соцопрос про Веронику Игоревну.
— Не. Ты чё, подстриглась?
— Ой, сиди!
Из значимого: цветок непорочности Симонова потеряла в 8 классе, и ей не понравилось, и парень куда-то сгигнул, а плод любви остался. Сейчас спиногрызу года два, а Симоновой шестнадцать. Об этом знает весь город, и Симонова знает, что весь город об этом знает, и в остальном она нормальная. Абсолютно.
К примеру, Симонова гораздо нормальнее Дианы. Господи, да Симонова гораздо вежливее Дианы, но после каждого разговора с Симоновой, хочется помыть руки. И стыдно от своей брезгливости, и коришь себя, но избавиться от неё невозможно. Какая-то моральная Сцилла-Харибда.
— Погоди, — шепчу я Симоновой, когда мой «шарик» перелетает на первую парту, и Валентин удивлённо разворачивает листок. — Почему про Веронику Игоревну?
Симонова скашивает на меня серый глаз.
— Ты собственный вопрос забыл?
— Я спрашивал про Диану.
— Ага-ага.
— Про Диану!
Она поворачивается ко мне всем корпусом.
— То есть, я выдумала?
— Симонова и Арсеньев! — заглушает свою копию Долорес Михайловна. — Хотите поворковать, делайте это телепатически.
Валентин оглядывается на нас с первой парты, и у меня не то от веселья, не то от удивления вытягивается лицо.
В целом, выглядит он стандартно: крестик, хвост волос, пинжак, рубашка до ворота, но под левым глазом чернеет такой огромный фингал, что хоть печать ставь.
О-го.
Я хрюкаю от смеха, на что Валентин никак не реагирует и отворачивается. Словно и нет Артура Александровича.
Посерьёзнев, я зарываюсь в рюкзак, выгребаю со дна мятый соцопросник и нахожу фразу: «Где кто видел л фролкову. за информацию помогу на химии или физике».
Снова перечитываю надпись, и тут мои руки вздрагивают.
«Л» вместо «Д». «Л»!
Не «Д Фролкова», а «л фролкова» — как бы лишняя буква, которая отпочковалась от конца слова «видел». Я с раздражением смотрю на эту «л» и понимаю, что теперь окончательно запутался.
Кто отвечал мне о Диане?
Кто — о её матери?
Блин…
А ещё я пал жертвой той самой «описки», общество которых так яростно защищал перед Леонидасом. Да, наверное, в докладе по синтетическим полимерам они не важны и говорить о них глупо, но будут, обязательно будут ситуации, как сейчас, когда одна моя буква изменит обстоятельства в корне. И что делать тогда? Мне — что делать? Я же не по своей воле совершаю ошибки, я вообще их не контролирую, я… я с ними живу!
Придавленный и оглушённый этой мыслью я слегка касаюсь спины Симоновой.