– Интерес же жандармов к вам и вашему отряду был вызван многочисленными жалобами полиции на некоторые методы пресечения вами противоправных действий разбойников и лиц, кои всемерную помощь им оказывали.
Догадываюсь… много кто на этом деле ещё «кормился»…
– Об этом – после! – пресекает мой возможный ответ полковник. – Будет ещё время, не один доклад писать придётся, вы уж мне поверьте… Как вы понимаете, встреча с уважаемым Антоном Николаевичем должна была раз и навсегда всякие домыслы в этом отношении прекратить! Что, однако ж, не отменяет необходимости все данные вопросы впоследствии осветить – и самым тщательным образом!
Понимаю… наша родная страсть к бумагописанию. Она когда ещё зародилась!
– А особый интерес нашего ведомства к вашей личности, Петр Михайлович, вызван некими вашими, не совсем тут понятными и привычными, манерами поведения и методами работы с различными лицами, кои немалый интерес для нас всех представляют. Однако ж, смею заметить, у вас всё это очень даже неплохо получалось! Так что – работать нам с вами вместе! И долго!
– Один вопрос, Павел Андреевич. За мною всё это время присматривали? Так ведь?
– Ну а вы сами-то как думаете? Мы тут все на легковерных простаков похожи? Да – и очень тщательно! Оттого сейчас так доверительно и разговариваем!
Как мне вскоре стало ясно, тот самый бывший приказчик очень много чего интересного рассказать успел. О многом… и очень подробно.
И последствия его откровенности очень и очень серьёзно икнулись некоторым… так сказать, негоциантам…
Афанасьев, понуро уставясь в одну точку, сидит на стуле. Какой-то он весь… потухший, что ли? Даже на вопросы отвечает с заметной задержкой.
Что ж, понять-то его можно – столь оглушительное падение с довольно-таки приличной высоты вполне может привести в «изумление» (как тут пишут в бумагах медики) кого угодно.
– И что ему светит? – вполголоса интересуюсь я у Маркова.
– По Уложению о наказаниях – пожизненная каторга.
– Ого! Не забалуешь тут…
– Да уж! Судейским только повод дай!
Когда напротив бывшего купца скрипнул стул, он поднял невидящие глаза, пытаясь разобрать того, кто сейчас уселся за стол.
– Я вас не знаю.
– Это не столь уж и важно, Дмитрий Нефёдович. Важно то, что я знаю вас и осведомлён о вашем положении.
– Да? И каково же оно – моё положение?
– Шутить изволите? Или вам нужную строку из Уложения о наказаниях прочитать?
– Не стоит… – отмахнулся Афанасьев. – У меня ещё неплохо работает голова. Вы меня вызвали – зачем? Вам нужно ещё что-то?
– Вы правы. У меня есть к вам некое… предложение, так сказать… Готовы его выслушать?