– Если он не смог открыть окно, значит, он пролез через форточку.
– Это невозможно. Нет таких худых мужчин, чтобы пролезть через форточку.
– Значит, это был не мужчина.
– Как?!
– Ну, разумеется. Если отверстие слишком узкое для мужчины, значит, это был ребенок.
– Ребенок?!
– Но разве вы не говорили, что у вашей подруги Анриетты был ребенок?
– Действительно… Сын по имени Рауль.
– Вполне возможно, что Рауль и совершил кражу.
– У вас есть доказательства?
– Доказательства? Доказательств хватает. Вот, например… – Флориани замолчал, погрузившись на несколько секунд в размышление, потом продолжил: – Вот, например, этот мостик. Трудно представить, чтобы ребенок мог притащить его откуда-то и унести так, чтобы никто этого не заметил. Он должен был использовать то, что находилось у него под рукой. В уголке, где Анриетта готовила, несомненно, у стены была полка из досок, на которую она ставила кастрюли.
– Двух досок, если я не ошибаюсь.
– Нужно проверить, действительно ли эти доски прикреплены к деревянным консолям. В противном случае придется предположить, что ребенок открепил их, а затем связал друг с другом. Возможно также, что около плиты найдется кочерга, с помощью которой он открыл окно.
Не говоря ни слова, граф вышел. Сейчас присутствующие уже не ощущали такого сильного волнения, как в первый раз, ожидая развязку. Они знали, знали абсолютно точно, что все предположения Флориани справедливы. От этого человека исходила столь непреклонная уверенность, что все слушали его затаив дыхание. Казалось, он не выводит один факт из другого, а излагает события так, что их подлинность легко проверить.
Никто не удивился, когда граф заявил:
– Это ребенок. Это точно он, все свидетельствует об этом.
– Вы видели доски… кочергу?
– Я видел… оторванные доски… кочергу…
Госпожа де Дрё-Субиз воскликнула:
– Это он! Вернее, его мать. Анриетта, она единственная виновна. Она заставила сына…
– Нет, – прервал ее шевалье, – мать тут ни при чем.
– Да полно вам! Они жили в одной комнате, ребенок не мог ничего сделать без ведома Анриетты.
– Да, они жили в одной комнате, но все произошло в соседнем помещении, ночью, когда мать спала.
– А колье? – спросил граф. – Тогда его нашли бы в вещах ребенка.
– Прошу прощения! Но он-то выходил. Утром, когда вы застали его за рабочим столом, он уже вернулся из школы. Возможно, правосудие, вместо того чтобы тратить силы на допросы невинной матери, должно было поискать там, в парте ребенка, среди его книг и учебников.
– Допустим. Но разве две тысячи франков, которые Анриетта получала каждый год, не служат лучшим доказательством ее сообщничества?