Мы много беседовали с сотником в дороге. Я не желал надолго задерживаться в деревнях и на гостеприимство добрых жителей неизменно отвечал отказом. Мы прибывали, демонстрировали анирана, как диковинку, и отчаливали. Не отобедав и не пополнив запасы. Мы торопились. А потому возвращались на тракт и двигались дальше. Перед очередной ночью опять замечали огни костров в отдалении, но теперь этих костров перестал бояться даже Каталам. И, наверное, впервые за столь долгий путь спокойно спал.
* * *
На четвёртый день после того, как покинули первую деревню, мы вновь выехали на тракт и взяли курс на столицу. Мы сидели с Каталамом в карете, убрали шторки и наслаждались тёплым весенним днём. Но, видимо, наслаждался только я, ведь неисправимый сотник, по своему обыкновению, опять был чем-то недоволен.
— А разъездов-то на пути так и нет, — пробурчал он. — И в деревнях конные десятки отсутствовали. Не врал, наверное, тот Толлен, когда говорил про указ короля. Всех отозвали. Интересно, что сейчас на севере… Вроде бы, армия должна выдвинуться к руинам Халтберна. Или где там высадились эти выродки с острова?
— Меня больше волнуют чёртовы сиреи, — поморщился я. — Толлену, значит, сиреи новости доставляют, а нам нет. Неправильные сиреи, что ли? Бракованные?
Каталам непонимающе изогнул бровь:
— Что?
— Что-что? Сиреи, говорю. Они работают вообще? Сколько времени прошло, как мы отправили в столицу последнего? Где результат? Ни в Равенфир ни один не добрался, ни в Обертон. Почему ответа нет ни оттуда, ни оттуда?
— Я не знаю, аниран, — пожал плечами сотник. — Поверь, сирей — птица умная. Смелая, умеющая охотится. В небе она никого не боится, и мало кого боится на земле. И она всегда возвращается к тому, кто был с ней добр. Кто относился к ней подобающе.
— Что это значит, чёрт возьми!? — раздражённо фыркнул я. — Мы столько мяса на них перевели… Ну и где их благодарность? Может быть… Может быть «эсты» сбили одного из них, — я задумчиво почесал подбородок. — Мне тот блондин говорил, что какая-то птица что-то кому-то о чём-то рассказала. Это бессвязное бормотание или он реально что-то знал? Могут ли другие разговаривать с птицами?
— Птицы могут понимать, но не могут разговаривать, — выдал Каталам очевидное. — Потому с ними отправляют письма, а не просят передать словами.
На мгновение я удивился. Мне показалось, что Каталам иронизирует. Что надо мной подшучивает.
Я посмотрел на него с прищуром. Он, впервые на моей памяти, рассмеялся.
— А было бы здорово, если бы сирей мог разговаривать. Но, к сожалению, чудес на свете не бывает. Чудо — лишь анираны. Да и то не от мира сего…