Мы вышли в длинный узкий коридор с множеством одинаковых дверей. Ярослав Львович уверенно свернул направо, потом мы свернули на лестницу наверх, поднялись на три этажа, снова оказались в коридоре, только теперь гораздо более широком. Потом толстячок остановился рядом с высокой двустворчатой дверью.
— Итак, Богдан, прежде, чем мы войдем, — он прищурился и снова осмотрел меня с ног до головы. — Как только ты скажешь, что не хочешь больше смотреть, мы выйдем. И еще — вопросы задавать можно. Любые вопросы. Ты готов?
— Эээ… да, — ответил я, хотя пока не очень понимал, к чему именно.
Ярослав Львович кивнул. Достал из кармана массивный ключ и вставил его в замочную скважину. Замок тихонько скрипнул, дверь распахнулась.
Глава 5. Что ты знаешь о боли?
Мы оказались в длинном темном коридоре, в стенах по обеим сторонам которого были небольшие окна. Но вели они, судя по искусственному свету, вовсе не на улицу. Некоторые были темными.
— Полюбопытствуйте, Богдан, полюбопытствуйте, — сказал Ярослав Львович, жестом предлагая мне заглянуть в любое из освещенных окон. Надо было с чего-то начинать, так что я подошел к самому ближайшему.
Окно было под потолком просторной квадратной комнаты. Серые стены, серый пол. Источник света — одинокая лампочка, свисающая с серого потолка на шнурке. И в центре сидит детина, с русыми вихрами первого парня на деревне, косая сажень в плечах, вот это вот все. Только плечи были поникшие. Он сидел сгорбившись в середине комнаты и, не переставая перекладывал по полу перед собой несколько предметов. Ярко-красные бусы, что-то небольшое и металлическое, разноцветная тряпочка, видимо, платок или что-то подобное. Кусочек картона размером с ладонь. Фотография? Иногда его лицо искажалось ненавистью, иногда непереносимой болью. Потом возвращалась тупая глухая тоска.
— Что здесь происходит? — я с недоумением повернулся к толстячку. Тот подошел ко мне и тоже заглянул в окно.
— Это Гаврила, — сказал Ярослав Львович. — Мы его взяли в одном питейном заведении с дрянной репутацией. Он думает, что пока он развлекался, всю его семью убили. Изнасиловали до смерти младшую сестренку, младенцу-брату разбили голову об стену, мать и отца застрелили на глазах у детей. Он уверен, что будь он рядом, этого бы не случилось.
— Это какое-то наказание? — спросил я.
— Нет-нет, что вы, — Ярослав Львович всплеснул руками. — Его родные живы. Просто он, изволите ли видеть, одаренный. Но ужасно твердолобый. И обнаружили его поздно, ему уже почти двадцать три. Что-то мне подсказывает, что здесь мы потерпели фиаско, и скоро придется отступиться и признать, что Гаврила так и будет пахарем до конца своих дней…