– Мне нечего возразить. Но я по-прежнему советую вам не верить в сны.
– Сны королей не чета снам простолюдинов, – замечает он.
– Возможно.
– Но почему сейчас? – спрашивает Генрих здраво. – Почему он явился сейчас? Я правлю уже двадцать лет.
Он закусывает губу, чтобы не выпалить: да потому что вам уже сорок, пора бы и повзрослеть! Сколько раз вы разыгрывали истории об Артуре – сколько было пышных спектаклей и пантомим, сколько бездельников с бумажными щитами и деревянными мечами!
– Потому что время пришло. Потому что вам пора становиться истинным правителем, единственным и верховным главой государства. Спросите леди Анну. Она скажет вам то же.
– Она говорит, – признается король. – Говорит, довольно кланяться Риму.
– А если во сне к вам явится отец, отнеситесь к этому так же. Скажите себе: он пришел придать мне новых сил, укрепить мою руку. Ни один отец не захочет, чтобы сын уступил ему в могуществе.
На лице Генриха медленно проступает улыбка. Прочь от снов, ночных страхов, могильных червей. Генрих встает. Его лицо сияет. Свет камина падает на шлафрок, глубокие складки загораются коричневатым и желтым – цветами земли и глины.
– Кажется, я понял. И знал, за кем посылать. – Король оборачивается и говорит в темноту: – Гарри Норрис! Который час? Четыре? Велите моему капеллану облачаться к мессе.
– Мессу могу отслужить я, – предлагает доктор Кранмер, но Генрих качает головой:
– Нет, вы устали. Я поднял вас среди ночи, джентльмены.
Так прост, так властен. Их выставляют. Они молча шагают мимо охраны, к своим, за ними тенью следует Брертон. Наконец доктор Кранмер замечает:
– Ловко сработано.
Он оборачивается. Хочет, но не смеет рассмеяться.
– Ловко. «Если во сне к вам явится отец…» Вижу, вам не по нраву вскакивать с постели ни свет ни заря.
– Мои домашние перепугались.
Теперь доктор смущен, словно позволил себе лишнего.
– Разумеется, – бормочет он. – Я не женат и забываю о таких вещах.
– Я тоже не женат.
– Да, я забыл.
– Вам пришлись не по нраву мои слова?
– В любом случае это было превосходно разыграно. Словно вы все продумали заранее.
– Но как?
– Вы правы: вы удивительно находчивы. И все же… ибо Евангелие…
– Я считаю, что сегодня ночью мы славно потрудились ради Евангелия.
– Хотелось бы знать, – говорит Кранмер, обращаясь больше к самому себе, – что для вас Евангелие. Книга с чистыми листами, на которых Томас Кромвель запечатлевает свои желания?
Он останавливается. Кладет руку на плечо богослову и говорит:
– Доктор Кранмер, посмотрите на меня. Поверьте мне. Я искренен. Разве я виноват, что Господь наделил меня такой злодейской физиономией? Должно быть, у Него были на то свои резоны.