Хозяин открывает низкую дверцу в задней стене, опускает голову, и в проеме он видит слабо освещенный стол, табурет и юную кроткую женщину, склонившуюся над книгой.
Она поднимает голову.
– Ich bitte Sie, ich brauch eine Kerze[90].
– Кристоф, принеси свечу.
Он узнает книгу, которую читает женщина: трактат Лютера.
– Вы позволите? – Он забирает у нее книгу.
Читает, мысли скачут между строк. Кто она, беглянка, которую Кранмер прячет? Понимает ли архиепископ, чем рискует? Он успевает прочесть половину страницы, когда Кранмер виновато просачивается внутрь.
– Эта женщина?…
– Моя жена Маргарита, – говорит Кранмер.
– Боже милосердный! – Он швыряет Лютера на стол. – Что вы наделали! Где вы ее взяли? Очевидно, в Германии. Так вот почему вы не спешили возвращаться! Теперь мне все ясно. Но зачем?
– У меня не было выхода, – мямлит Кранмер.
– Вы понимаете, что с вами сделает король, если тайна откроется? Парижский палач изобрел механизм с противовесом – хотите, нарисую? – который опускает и поднимает еретика из пламени, чтобы толпа хорошенько рассмотрела агонию. Теперь Генриху понадобится такой же. Или король закажет устройство, которое будет в течение сорока дней откручивать вам голову.
Женщина поднимает глаза:
– Mein Onkel… [91]
– Кто он?
Она называет теолога Андреаса Осиандера, нюрнбержца, лютеранина. Ее дядя, его друзья и все образованные люди города считают…
– Возможно, мадам, в вашей стране и верят, что пастору полагается иметь жену, но не здесь. Доктор Кранмер вас не предупредил?
– Прошу вас, скажите, о чем она говорит. Проклинает меня? Хочет вернуться домой? – спрашивает Кранмер.
– Нет, она говорит, вы к ней добры. Что на вас нашло?
– Я же писал вам, что у меня есть тайна.
Писал на полях письма.
– Но это безумие – держать ее здесь, под носом у короля.
– Я поселил ее в деревне, но она так хотела посмотреть церемонию!
– Она что, и на улицу выходила?
– Но ведь ее никто не знает!
Верно. Чужеземцу легко затеряться в большом городе; еще одна молодая женщина в аккуратном чепце и платье, еще одна пара глаз среди тысяч других; иголка в стоге сена.
Кранмер шагает к нему, протягивает руки, на которых еще так недавно было священное миро: тонкие длинные пальцы, бледные прямоугольники ладоней, испещренные знаками морских путешествий и брачных союзов.
– Я прошу вас как друга. Ибо на этом свете у меня нет друга ближе, чем вы, Кромвель.
У него не остается другого выхода, кроме как сжать эти худые пальцы в ладонях.
– Хорошо, что-нибудь придумаем. Спрячем вашу жену. Но меня удивляет, почему вы не оставили ее в родительском доме, пока мы не убедим короля перейти на нашу сторону.