– И как же с ней управляться, с этой жуткой машиной? – спрашивает Кристоф.
Он стягивает с одного из лучей полотняный чехол, показывает Кристофу позолоту.
– Матерь Божия! – изумляется мальчик. – Это звезда, которая ведет в Вифлеем! А я думал – орудие пытки.
Норфолк едет в Болье сказать Марии, что та должна перебраться в Хэтфилд и служить маленькой принцессе под началом королевиной тетки, леди Анны Шелтон. Последующий разговор герцог излагает в скорбном тоне.
– Королевиной тетки? – переспрашивает Мария. – Королева только одна, и это моя мать.
– Леди Мария… – начинает Норфолк.
От этих слов бывшая принцесса разражается слезами, убегает к себе в комнату и запирается на щеколду.
Суффолк едет в Бакден склонять Екатерину к новому переезду. Она слышала, будто ее хотят поселить в еще более гиблом месте, и говорит, что сырость ее убьет. Поэтому она тоже захлопывает дверь, задвигает щеколды и на трех языках велит Суффолку уходить. Я никуда не поеду, говорит Екатерина, разве что вы взломаете дверь, свяжете меня и увезете силой. На такое Чарльз пока не готов.
Брэндон пишет в Лондон, просит указаний. В каждой строчке сквозит жалость к себе: неужто мне торчать на болотах в праздники, когда дома меня ждет четырнадцатилетняя жена? Письмо зачитывают в совете, и он, Кромвель, хохочет. Безудержное веселье увлекает его в новый год.
По дорогам королевства бродит молодая женщина, рассказывает, что она – принцесса Мария и король выгнал ее из дома. Самозванку видели чуть ли не по всей стране – на севере, в Йорке, и на востоке, в Линкольне. Простые люди кормят ее, принимают на ночлег, дают в дорогу денег. Он велел задержать эту женщину, но пока она неуловима. Непонятно, что с ней делать после ареста. Взвалить на себя бремя пророчества и плестись по зимним дорогам без всякой защиты – уже суровое наказание. Он воображает ее, крошечную бурую фигурку, бредущую к горизонту по размокшим пустым полям.
1534 г.
Когда Ганс приносит в Остин-фрайарз готовый портрет, он пугается. Вспоминает, как Уолтер говорил: смотри в глаза, когда врешь.
Взгляд медленно ползет вверх от нижнего края рамы. Перо, ножницы, бумаги, печать в мешочке и тяжелый том с золотым обрезом, переплетенный в зеленую кожу с золотым тиснением. Ганс сперва попросил его Библию, но счел ее слишком простой и затертой. Он обшарил дом в поисках книги побогаче и нашел-таки роскошный том на столе Томаса Авери – работу монаха Пачоли о том, как вести счета, подаренную старыми друзьями-венецианцами.
Он смотрит на руку, лежащую на столе, в кулаке зажата бумага. Странно разглядывать себя по частям, меру за мерой. Ганс сделал его кожу гладкой, как у куртизанки, но в движении, в этих сжатых пальцах – уверенность палача, хватающего кинжал. На пальце кардинальский перстень с бирюзой.