Когда добрались до мэрии, д’Антон заметил:
– Так я и думал. Городом управляют те, кто не постеснялся сказать: «Я здесь за главного».
Уже несколько недель неофициальный орган парижских выборщиков именовал себя Коммуной, городским правительством. Там верховодил мсье Байи из Национального собрания, избранный депутат от Парижа. До вчерашнего дня был еще прево, назначенный королем, но толпа расправилась с ним после того, как покончила с де Лоне. Кто сейчас управляет городом? У кого печати? Такие вопросы не решаются посреди ночи. Официально маркиз де Лафайет отправился домой спать.
– Самое время. Давайте его сюда. Что мы должны думать? Патруль граждан, презрев ночной отдых, решает навестить Бастилию, отбитую у тиранов ценой немыслимых жертв, – и там они находят вусмерть пьяную охрану и этого субъекта, который не может связать двух слов, но утверждает, что он комендант. – Он обернулся к патрулю. – Кто-то должен пересчитать узников. Не мешало бы также сосчитать скелеты. Возможно, заключенные до сих пор томятся в подземельях, закованные в цепи.
– Все давно пересчитаны, – сказал чиновник. – Их и было-то семеро.
Однако, подумал д’Антон, тюрьма всегда готова была принять новых жильцов.
– А что с их имуществом? – спросил он. – Я слышал собственными ушами, что двадцать лет назад сюда затащили бильярдный стол, а обратно не вынесли.
Смех из-за спины капитана. Полный недоумения взгляд секретаря. Неожиданно д’Антон посерьезнел:
– Позовите Лафайета.
Жюль Паре, оставивший должность секретаря, ухмылялся в темноте. На Гревской площади мелькали огни. Мсье Суле не мог отвести глаз от столба – огромной железной конструкции, с которой свисал фонарь. Именно там несколько часов назад толпа играла в футбол отрезанной головой маркиза де Лоне.
– Молитесь, мсье Суле, – любезно предложил ему д’Антон.
Когда появился Лафайет, уже рассвело. Д’Антон с неприязнью отметил его безукоризненный наряд; впрочем, свежевыбритые щеки маркиза заливал гневный румянец.
– Вам известно, который час?
– Пять утра? – с готовностью откликнулся д’Антон. – Это если на глаз. Я всегда полагал, что солдату не привыкать вскакивать среди ночи.
На мгновение Лафайет отвернулся, сжал кулаки, посмотрел на небо с алыми прожилками. Когда он повернулся, его голос был тверд и дружелюбен.
– Простите. Мне не стоило так говорить. Капитан д’Антон, не правда ли? Из кордельеров?
– И ваш искренний почитатель, генерал, – сказал д’Антон.
– Весьма польщен. – Лафайет с изумлением взирал на подчиненного, которого предъявлял ему новый мир: громадного, широкоплечего мужчину с лицом, покрытым шрамами. – Не уверен, что это было необходимо, впрочем, полагаю, вы хотели как лучше.