– Камиль, мне нравится мысль познакомить ваших читателей с кратким изложением моих идей, но я хочу большего: вы могли бы написать, насколько они обоснованы, насколько логичны и четко изложены. Я же не могу хвалить сам себя.
– Не вижу разницы.
– Не будьте так легкомысленны. Я не могу тратить на это время.
– Простите. – Камиль откинул волосы со лба и улыбнулся. – Но на вас основана наша редакционная политика. Вы наш герой. – Он пересек комнату и кончиком среднего пальца слегка коснулся плеча Робеспьера. – Мы восхищаемся вашими принципами в целом, поддерживаем ваши выступления и статьи в частности и никогда не отказываемся продвигать ваши идеи.
– Только не в этот раз. – Робеспьер возмущенно отпрянул. – Вы не должны пускать дело на самотек. Вы так беспечны, так ненадежны.
– Простите.
Люсиль ощутила укол раздражения:
– Макс, он не школьник.
– Я сегодня же закончу статью, – сказал Камиль.
– А вечером будете на собрании якобинцев.
– Разумеется.
– У вас замашки диктатора, – сказала она.
– Вы не правы, Люсиль. – Робеспьер серьезно посмотрел на нее, и неожиданно его голос смягчился. – Кто-то должен время от времени подталкивать Камиля, он такой расхлябанный. Будь я вашим мужем, – он опустил глаза, – я бы тоже не устоял перед искушением проводить с вами все время, забросив работу. А Камиль никогда не умел противиться искушениям. Но я не диктатор, не говорите так.
– Хорошо, – сказала она, – вас извиняет долгое знакомство. Но ваш тон, ваши манеры! Оставьте их для правых. Ступайте и заставьте их дрожать перед вами.
Его лицо застыло: досада, огорчение. Люсиль видела, почему Камиль всегда перед ним извиняется.
– Камиль любит, когда его подталкивают, – сказал Робеспьер. – Он такой от природы. И Дантон так говорит. Прощайте. Сегодня допишете? – мягко добавил он напоследок.
– Что ж, – промолвила Люсиль, обменявшись взглядами с мужем, – это было резко. Чего он хотел добиться?
– Ничего. Твоя критика его потрясла.
– Его нельзя критиковать?
– Нет. Он принимает все близко к сердцу, его легко обидеть. А кроме того, он прав. Мне не следовало забывать о памфлете. Не будь к нему так строга. Он резок от застенчивости.
– Пусть учится ее преодолевать. Никому другому такое с рук не сойдет. К тому же, ты говорил, у него нет слабостей.
– Мелкие, возможно, и есть, но в главном ему не в чем себя упрекнуть.
– Ты можешь бросить меня, – внезапно сказала она. – Ради другой.
– Что заставляет тебя так думать?
– Сегодня я весь день размышляю. Размышляю о том, что может случиться. Потому что я никогда не предполагала, что можно быть такой счастливой, что все будет благополучно.