В комнате, которую Эро именовал «нашим салоном», завсегдатаи разглядывали новеньких. Один из бывших отметил крепкое сложение Лакруа:
– Из него вышел бы неплохой кучер.
Генерал Дийон пил и испытывал раскаяние.
– Кто вы такой? – спросил он Филиппо. – Я вас не знаю. Что вы сделали?
– Я критиковал комитет.
– Ясно.
– А, – до Филиппо дошло, – Люсиль была вашей… Господи, прошу прощения, генерал.
– Ничего. Я не возражаю, думайте как хотите. – Генерал, шатаясь, пересек комнату и обнял Камиля. – Раз вы теперь здесь, обещаю бросить пить. Я вас предупреждал. Я же предупреждал вас? Мой бедный Камиль.
– А знаете, – сказал Эро, – вороватая комиссия художеств наложила лапу на мои первые издания.
– Он говорит, – генерал показал на Эро, – что считает ниже своего достоинства защищаться от выдвинутых против него обвинений. Разве так делается? Всё из-за того, что он аристократ. Я тоже аристократ. А еще, любовь моя, я солдат. Не беспокойтесь, – сказал он Камилю, – скоро мы отсюда выйдем.
Улица Оноре.
– Видите ли, – сказала Бабетта, – у него сейчас много уважаемых патриотов, поэтому его нельзя беспокоить.
Люсиль положила письмо на стол.
– Из сострадания, Элизабет, вы проследите, чтобы это письмо попало к нему в руки.
– Ничего хорошего из этого не выйдет. – Она улыбнулась. – Он уже принял решение.
Наверху Робеспьер сидел в одиночестве, ожидая, когда женщины уйдут. Когда они вышли на улицу, солнце проглянуло сквозь тучи, и они пошли по направлению к реке в зеленом и пьянящем весеннем воздухе.
Камиль Демулен – Люсиль, из Люксембургской тюрьмы:
Я обнаружил щель в стене моей комнаты. Я приложил к ней ухо и услышал стоны. Я рискнул произнести в щель несколько слов, и в ответ раздался голос больного. Он спросил, как меня зовут. Я сказал ему, и он воскликнул: Господи, и снова рухнул в постель. Я узнал голос Фабра д’Эглантина. «Да, я Фабр, – сказал он, – но что вы здесь делаете? Настала контрреволюция?»
Предварительный допрос в Люксембургской тюрьме:
Камиль Демулен, адвокат, журналист, депутат Национального конвента, тридцать четыре года, проживающий на улице Марата. В присутствии Ф.-Ж. Денизо, приглашенного судьи революционного трибунала; Ф. Жирара, заместителя регистратора революционного трибунала; А. Фукье-Тенвиля и Ж. Льендона, заместителя прокурора.
Протокол:
Вопрос: Злоумышлял ли он против французского народа, желая восстановить монархию, разрушить представительскую власть и республиканское правительство?
Ответ: Нет.
Вопрос: Есть у него адвокат?
Ответ: Нет.
Мы назначаем его адвокатом Шово-Лагарда.
Люсиль и Аннетта идут в Люксембургский сад. Они стоят, обратив лица к дворцу, глаза без надежды скользят по фасаду. Ребенок на руках у матери плачет, ему хочется домой. У какого-то из окон – Камиль. В полуосвещенной комнате за его спиной стол, за которым он просидел весь день, составляя черновик речи с опровержением до сих пор не предъявленных обвинений. Свежий апрельский ветер теребит волосы Люсиль, поднимая их, словно волосы утопленницы в воде. Она вертит головой, глаза все еще ищут его. Он может ее видеть – она его нет.